принадлежать этот смех. Почти ни с кем не общаясь во Дворце, Завадский не мог узнать обладательницу. Смех не выходил у него из головы весь день и вечер, и даже ночью ему приснилась звонко смеющаяся, бегущая по волнам дева с морской раковиной в руках и жемчужным ожерельем на шее.
С тех пор Завадский, как рак-отшельник, засел в засаде в своем кабинете и решил, что теперь обязательно узнает ту, кто так необыкновенно смеется. Проводя тренинги, он всегда держал во внимании, что происходит в коридоре, но всегда немного боялся, не померещилось ли ему все это несколькими днями ранее. И вскоре он услышал знакомый голос. К счастью, ничего не мешало Кириллу ринуться в коридор, и там он увидел болтающую по телефону Зину. Так его Бегущая по волнам облеклась плотью и кровью.
С этой минуты Завадский начал думать о способах сближения с Зиной Дрозд. В силу особенностей характера он не мог подойти и пригласить Зину в кафе, да и она была не такой, чтобы с маху принять это приглашение. Самым верным путем к началу общения могла быть только работа, но во Дворце их ничего не связывало. Тогда Завадский придумал программу, объединяющую психологические тренинги и обучение иностранным языкам. Это была превосходная идея. Она понравилась и мне, и Зине.
Программа получилась интересная. Ее авторы с полным правом могли рассчитывать на довольно высокий образовательный эффект и в отношении прогресса в изучении иностранного языка, и в смысле развития общих коммуникативных способностей взаимодействия в группе. Часть занятий по программе требовала присутствия двух педагогов. Зине было хорошо и удобно работать с Завадским, но никакого личного интереса он у нее не вызывал. Когда Кирилл однажды предложил ей сходить куда-нибудь вечером после работы, чтобы обсудить ход курса. Зина недоуменно отвечала:
— Не нужно. Зачем куда-то идти, если можно обсудить все здесь?
Но Завадский не отступал. Он делал Зине небольшие подарки — то книжку, то изысканный зеленый чай, то сладости. Сначала Зина ничего не брала, но затем махнула рукой и все подаренное приносила в методотдел.
— Пусть дарит. Пользуйтесь, коллеги, — говорила она нам, — только он этим ничего не добьется. Я так ему и сказала.
Завадский ухаживал за Зиной скромно, но красиво, а самое главное — очень достойно. И когда все скромные методы привлечения к себе внимания были исчерпаны, Кирилл решился на дерзость. Однажды он пришел к нам в отдел с букетом роз, встал перед Зиной на колено и попросил выйти за него замуж. В ответ Зина молча взяла букет, вышла на балкон и швырнула его изо всех сил на манер дискометательницы. Букет зацепился в ветвях кедра и еще висел там какое-то время, напоминая всем нам о развернувшейся драме.
После этого случая из программы была устранена та ее часть, которая требовала присутствие двух педагогов одновременно. Зина почти не разговаривала с Завадским и делала вид, что его не существует.
— Ну что она, — говорила Рита Тане, — Кирилл интересный, умный парень. У нее же все равно никого нет…. Почему бы не попробовать повстречаться?
Со временем Завадский смирился с неприступностью Зины. Он снова заперся в своем кабинете, снова замкнулся.
— Да перестаньте вы уже ко мне ходить, в самом деле! Довольно! — наорал он однажды на Аннушку и теперь остался окончательно один, как и прежде.
Так Аннушка, Завадский и Зина Дрозд остались каждый при своем.
Глава XVI, рассказывающая о славной ялтинской набережной и ее необыкновенных завсегдатаях
Ялту, как и любой южный приморский город, невозможно представить без набережной. А обитателей набережной можно по праву считать такими же городскими достопримечательностями, как исторические здания и памятники, только еще важнее. Ведь они те, кто определяет настоящий дух города. Скажем, Булгаков или Чехов, оказали честь городу тем, что когда-то жили здесь; теперь-то их нет, но на набережной есть свои маленькие безымянные звезды. Они живут здесь и сейчас, а не в прошлом, что в каком-то смысле даже важнее. Все они были мне дороги, и каждого из них я воспринимал не совсем персонально, а скорее как часть города, который однажды принял меня, за что я испытывал к нему огромную благодарность. Мы были незнакомы, но я знал почти все о них, потому что Ялта — очень маленький город, а они как-никак звезды, публичные люди…
— Купите трубочки, вкусные трубочки со сгущенкой, — жалостливо предлагал худенький мальчик лет двенадцати.
Он обычно стоял с подносом недалеко от почты, как стойкий оловянный солдатик. Впрочем, пару раз я видел его в Гурзуфе и Алупке. Мальчик был всегда верен своему образу: немного сутулился; тихий вкрадчивый голос, призывающий сквозь зубы покупателей; робкий взгляд, не решающийся смотреть в глаза прохожим. Мне все время было стыдно, что я не покупаю его сладкий товар. Но я продолжал упрямо не покупать его и никогда не видел, чтобы кто-то другой ел эти вафельные трубочки.
Было что-то жалкое и смешное в образе маленького продавца. Думаю, что это как-то связано с неестественным постоянством формы подачи товара. Ну не может человек всегда быть одинаковым, а этот мальчик был. Он всегда одинаково говорил, смотрел и ходил, словно из комедии масок. Тут надо сказать, что все звезды набережной своей односложностью представляли собой особенную ялтинскую разновидность уличного театра.
Поговаривали, что мальчик живет с отцом-инвалидом, который готовит сладости, и что якобы на это и существует их маленькая семья.
Однажды я спросил у него:
— Не хочешь как-нибудь заглянуть к нам во Дворец? У нас много всяких кружков, ты обязательно найдешь для себя что-то интересное.
Мальчик смотрел на меня так же жалостливо.
— Спасибо, — поблагодарил сквозь зубы. — Я люблю запускать воздушные змеи.
— А у нас как раз есть змеенавтика. Приходи. Придешь?
— Приду.
Но мальчик так и не пришел во Дворец — ни на змеенавтику, ни на другую программу.
Другой звездой набережной, а если точнее, Массандровского и Приморского пляжей, был молодой кудрявый мужчина, носивший очки и соломенную шляпу. Парень был по-своему экстравагантен. Ходил с поясом, к которому с обеих сторон были прикреплены небольшие «этажерки» с ягодами. В его речевке клубника всегда была «свежая крымская», малина — «ароматная», ежевика — «вкусная», а миндаль — «молодой», и никак иначе, как если бы текст рекламы согласовывался в самом министерстве коробейников. Мы так и прозвали его с Петей — Молодой Миндаль.
Еще один персонаж крымской комедии дель арте — ялтинский Остап Бендер. Его всегда можно было узнать по фуражке, полосатому пиджаку и длинному
