говорит уже о том, что «нужно наладить оптимальное соотношение между результатами труда и доходами <…> не губя и даже усиливая мотивационные механизмы к труду, эффективному использованию ресурсов».
Шаталин С. С.: «Утверждаю как профессионал: практически всё приращение денежных доходов населения за последние два года, весь этот лавинообразный рост не заработан. Отсюда и рост бюджетного дефицита, и обнищание потребительского рынка. Причина этого, с одной стороны, в недальновидности экономической политики руководства, “забывшего”о том, что существует немало механизмов превращения безналичных денег в наличные. С другой стороны, это вина и самих предприятий, которые не проявляют должной экономической этики, живут как экономические временщики. На месте главы правительства я сказал бы сегодня руководителям предприятий и рабочим: “Вы нас упрекаете в том, что мы плохо работаем, что не даём вам экономической свободы. Что ж, в какой-то степени вы правы. Но и вы ведь работаете на таком же низкопрофессиональном уровне. На вас нельзя положиться, у вас нет этики бизнеса”»[34].
Забывает о «невидимой руке рынка» и сторонник государства – «ночного сторожа» кандидат экономических наук К. Г. Кагаловский, тогда работавший в Международном центре исследований экономических реформ (его светлое будущее было не за горами).
Кагаловский В. Г.: «Расширение самостоятельности предприятий в условиях, когда большинство предприятий является на своём рынке монополистами и реальная конкуренция отсутствует, усилило их стремление к вымыванию дешёвого ассортимента и повышению цен. Несмотря на рост цен, усиливается и дефицит товаров. Если раньше дефицитными были, как правило, лишь разновидности того или иного товара (например, определённые марки магнитофонов или холодильников), то теперь происходит исчезновение с рынка товарных групп целиком»[35].
Итак, в конце 1980-х годов сложилась парадоксальная ситуация: с одной стороны, хозяйственная реформа вызвала к жизни активное законотворчество, с другой – усилились жалобы на то, что оно не отвечает требованиям дня.
Заговорили о том, что и закон о госпредприятии не дал достаточной экономической самостоятельности коллективам, в то же время освободив министерства и ведомства от ответственности за решения, которые вели к неблагоприятным для предприятий последствиям.
На встрече с журналистами первый заместитель председателя Государственной комиссии по экономической реформе П.М. Кацура рассказал, как вместе с министром одного из новых укрупнённых машиностроительных министерств со всеми его замами обсуждали один-единственный вопрос: «Какие функции будут переданы предприятиям?» Удалось записать только: «Первое…» Долгие дебаты не добавили к этому ни единого слова.
3 августа 1989 года, в предпоследний день работы Сессии Верховного Совета, заместитель председателя Совета министров СССР Л. И. Абалкин от имени правительства внёс на рассмотрение депутатов документ, содержащий предложения об изменениях и дополнениях к действующему Закону «О государственном предприятии (объединении)». Кстати, этот вопрос вначале не фигурировал в списке нововведений, рассматриваемых этой сессией, это была первая «продукция» нового правительственного органа – Государственной комиссии Совмина СССР по экономической реформе, возглавляемой академиком Л. И. Абалкиным.
К тому моменту В. И. Щербаков уже решал не менее сложные вопросы в Госкомитете по труду.
Закон «О кооперации в СССР»
Когда Владимир Иванович станет председателем Госкомитета по труду он, решая проблемы бастовавших шахтёров Донбасса, будет поражён тем, к каким последствиям привели непродуманные действия перестроечных реформаторов, в том числе при его участии.
Щербаков В.М.: «Какие реальные противоречивые последствия, в том числе и провоцирующие жёсткое столкновение социальных групп и интересов, породил Закон “О кооперации”, я реально увидел в середине 1989 года, когда в новой должности министра СССР – председателя Государственного комитета СССР по труду и социальным вопросам – столкнулся с первыми в СССР (после 20-х годов XX века) шахтёрскими забастовками. После этих событий моё отношение к опасениям, выказываемым на Политбюро, сильно изменилось. Там, где раньше виделся только консерватизм, проявились тяжёлые раздумья и о поспешности, недальновидности, слабой проработанности и поверхностности многих решений. Вопрос не в идеологии, хотя нельзя не принять во внимание, что практические решения о перестройке принимали люди, или лично помнившие все противоречия НЭПа, или дети (даже не внуки) репрессированных при сворачивании этой “новой экономической политики” и “раскулачивании”. Они, естественно, хотели уберечь страну от острых общественных противоречий и столкновений. Очевидно, что все мы, независимо от возраста, были под воздействием своего исторически ограниченного жизненного опыта и знаний».
Об этом мы ещё расскажем.
Но, как уже говорилось, В. И. Щербаков имел отношение к рождению этого закона на самом раннем этапе, когда ещё в 1985 году работал с Баталиным в Госкомтруде.
Как писали закон. 30 декабря 1987 года в Кремль к председателю Совета министров Николаю Ивановичу Рыжкову была приглашена группа специалистов – в основном докторов и кандидатов наук из аппарата Совмина, Минфина, Минюста, Центросоюза и Института государства и права. Им была поставлена задача за один месяц подготовить проект Закона «О кооперации в СССР». Были также подключены юристы из нескольких НИИ и Союза кооператоров.
Решение принималось на самом верху. Руководил комиссией по разработке законопроекта зампред Госплана СССР С. А. Ситарян, ему предстояло сделать соответствующий доклад на Политбюро ЦК КПСС.
Ситарян С. А.: «К идее развития кооперации я пришёл, когда мы готовили реформу 1965 года. Полностью сформулировать конкретные предложения по развитию кооперации я старался, когда мы в 1983 году готовили предложения для Ю.В. Андропова. Я считал, что в том виде, в каком существуют государственные предприятия, они не могут раскрыться, не могут выйти на рынок, не получая директивных заданий сверху. Так что многие наработки по кооперации, которые предлагала моя группа, готовя предложения по экономической реформе для Ю.В. Андропова, я использовал в дальнейшей работе. Получилось так, что Закон “О кооперации в СССР” прошёл в том варианте, какой мы представили»[36].
7 февраля проект закона был представлен в Совет министров СССР. После внесения изменений с учётом высказанных на заседании Совмина материал был доработан и представлен на Политбюро. Потребовалось всего два месяца, чтобы проект закона от задания на написание был опубликован для всенародного обсуждения.
Законопроект предстояло провести сразу через два сита – партийное и депутатское.
Что интересно отдел по вопросам совершенствования управления народным хозяйством Совмина СССР в эти вопросы практически не посвящали.
Щербаков В.М.: «Всё было впервые. Решения вырабатывались в жёсткой дискуссии, каждое слово пробовали “на зуб” и в Совмине СССР, и в ЦК КПСС. На появление даже такого простого правового акта, как Закон “О кооперации в СССР”, потребовалось почти три года. Что уж говорить о сложности продвижения любых идей по перестройке структуры, организации, управления, хозяйственного механизма народного хозяйства и радикальных изменениях в социальной сфере. Впрочем, жизнь оказалась
