Сол отстранился от Деборы и поднял альбом. Открыл его с конца. Поразительно, в нем еще оставалось несколько чистых страниц. Он медленно пролистал назад, дойдя до последней страницы, которую заполнил отец. Веселая история из местной газеты о кампании по сбору средств для консерваторов, пострадавшей от целого ряда бедствий: обрыва электричества, повторной регистрации и пищевого отравления. Рядом с ней, отцовской рукой, аккуратными печатными буквами было выведено: «Бог видит все!!!»
Еще раньше — история о длительной забастовке в ливерпульских доках и приписка отцовской рукой: «Кусочек информации проламывает брешь в тщательно охраняемой стене молчания! Почему конгресс профсоюзов так и не добился цели?!»
Сол перевернул страницу назад и восхищенно улыбнулся, когда понял: отец размышлял над песнями, которые взял бы с собой на необитаемый остров. Вверху страницы перечислялись старые джазовые композиции, все с аккуратными знаками вопроса, а ниже — список в первом приближении. «1. Элла Фицджеральд. Что именно??? 2. „Strange Fruit“.[9]3. „All the Time In the World“.[10]Сачмо. 4. Сара Воэн, „Lullaby of Birdland“[11]5. Телониус? Бэсси? 6. Бесси Смит. 7. Еще Армстронг, „Мэкки-Нож“. 8. „Интернационал“. Почему нет? Книги: Шекспир, никакой чертовой Библии! „Капитал“? „Манифест компартии“? Из роскоши: Телескоп? Микроскоп?»
Дебора опустилась на колени рядом с ним.
— Это альбом моего отца, — объяснил он. — Смотри, это и вправду занятно…
— Как он сюда попал? — спросила она.
— Не знаю, — сказал он после паузы.
Он говорил и переворачивал страницы, просматривая вырезки, в основном о политике, но то там то тут попадались и просто статьи на разные темы, которые почему-то заинтересовали отца.
Он прочел коротенькие заметки о грабителях египетских гробниц, о гигантских деревьях в Новой Зеландии, о развитии интернета.
Сол начал захватывать по нескольку страниц сразу, пропуская записи за целые годы. Ближе к началу записей стало больше.
07.07.88: Профсоюзы. Нужно прочесть старые выступления! Сегодня на работе — долгий спор о профсоюзах с Дэвидом. Он все говорит об их неэффективности и т. д., и т. п., и я склонен согласиться, но это слишком просто, соглашаться со всем, что бы ни обсуждалось, хотя единство мнений крайне важно! Он не понимает ничего. Нужно перечитать Энгельса о профсоюзах. Смутно припоминаю большое впечатление от прочитанного, но не хочется попадать в глупое положение. Сол по-прежнему выглядит мрачным. Совсем не понимаю, что с ним. Видел книгу о проблемах тинейджеров, хотя не помню где. Надо найти.
На Сола нахлынула волна безнадежной любви, как в тот раз, когда он показывал Фабиану книгу, подаренную отцом. Сол думал тогда, что все это чушь, что старик все делает не так, но его единственным желанием было понять сына. Может быть, он выбрал для этого неверный путь. «Я тоже был не прав», — подумал Сол.
Назад, назад, он пролистывал годы. Дебора прижалась к нему, чтобы согреться.
Он прочел о том случае, когда отец поспорил с учителем истории, как лучше рассказывать на уроках о Кромвеле.
Нет, если по-честному, может быть, не мне судить о том, как говорить о буржуазии десятилеткам, но разве надо ее приукрашивать! Ужасный человек, да (Ирландия и т. д.), но нужно уяснить природу революции!
Он прочел заметку, в которой упоминалось об одной из подружек отца — «М». Он совсем не помнил ее. Он знал, что отец встречался с женщинами вне дома. Но не предполагал, что в последние шесть или семь лет жизни у отца были с кем-нибудь романтические отношения.
А вот — о праздновании его пятого дня рождения. Сол помнил этот день: ему подарили сразу два индейских головных убора, и он помнил, что взрослые волновались, как же ребенок к этому отнесется, но он был в восторге. Иметь не одну, а сразу две замечательные штуковины, сплошь в перьях… Он помнил свою радость.
Сол искал самое первое упоминание о себе или, может быть, об умершей матери, которую дневник аккуратно обходил молчанием. Ему на глаза попалась дата: 02.08.72, единственная запись за тот год, когда он родился, сама дата рождения, очевидно, не зафиксирована. Не было приложено никаких вырезок. Сол прочел первые несколько слов и нахмурился.
Уже несколько недель с момента нападения, о котором я действительно не хочу говорить. Е., слава богу, очень сильная. Конечно, еще всего боится, переулков и т. д., но в целом поправляется на глазах. Продолжаю спрашивать ее, правда ли не стоит заявлять в полицию. «Разве ты не хочешь, чтоб его поймали?» — спросил я, и она ответила: «Нет, я только не хочу его больше видеть». Ничего не могу поделать, думаю, это ошибка, но таково ее решение. Пытаюсь угадывать все ее желания, но видит Бог, как это трудно. Хуже всего, конечно, ночью. Не знаю, что лучше: успокаивать, обнимать или совсем не прикасаться, и она, кажется, тоже не знает. Определенно, хуже всего, когда плачет и т. д. Хожу вокруг да около. Е. прошла тест, и она беременна, это факт. Не уверен, конечно, но тщательно сверил по срокам, очень похоже на правду. Обсуждали аборт, но Е. не перенесет его. После долгих трудных разговоров решили, будь что будет. Не записал, потому что никому не нужно знать. Надеюсь, все обернется хорошо. Честно говоря, боюсь за ребенка. Сам еще не знаю, как приму его. Надо быть сильным ради Е.
В груди у Сола стало совершенно пусто.
Где-то Дебора что-то говорила ему.
Он оцепенел.
Он понял, что он потерял.
«Тупица, — говорил он себе и в то же время отцу. — Тебе не о чем беспокоиться, па. Ты был сильным, как черт».
Слезы на глазах высохли, и он снова услышал Дебору.
«Смотри, что ты потерял, — подумал он. — Она умерла! Она умерла, и он вел себя со мной как надо. Как он мог? Я убил ее, я убил его жену! Каждый раз, глядя на меня, разве он не вспоминал то изнасилование? Разве он не вспоминал существо, убившее его жену?.. Наивный мальчик, — думал он. — Дядя Крыса? Тебе никогда не приходило в голову, что он лжет?» — думал он.
Но больше всего его волновали мысли о человеке, который вырастил его, пытался понять, давал ему книги, чтобы помочь разобраться в этом мире. Дело в том, что, когда он смотрел на Сола, он умел не видеть ни убийцы, ни утраченной жены, ни насилия в переулке (и Сол знал, что нападавший возник из кирпичей, будто ниоткуда, так же как теперь умел он сам). Глядя на Сола, он умел видеть в нем своего сына. И даже когда воздух в доме стал отравленным и Сол с напускным подростковым безразличием делал вид, что ему все равно, этот человек все еще смотрел на него и видел в нем сына и пытался понять, что между ними не так. Он не сдавался, не списывал все на ужасную, кровавую, грубую наследственность. Он поступал так, как должен поступать отец.
