Он говорил спокойно, но при мысли об этом у него сбилось дыхание. Что-то в ее замечаниях насчет крыс напомнило ему, откуда он. Оторвавшись от Крысиного короля, он захотел вернуться, прикоснуться к своим корням.
Он тосковал по отцу.
Дебора с радостью согласилась. Сол снова посадил ее себе на спину, и они отправились в путь, сопровождаемые армией крыс, над Лондоном, по местам, которые он быстро узнавал.
Иногда Дебора зарывалась лицом ему в плечо, иногда опасно откидывалась назад и смеялась. Сол перехватывал ее поудобнее, чтобы сохранять равновесие.
Он двигался не так стремительно, как Крысиный король или Ананси, но тоже довольно быстро. Он старался все время оставаться наверху и очень ненадолго и неохотно касался земли, смутно припоминая правила какой-то детской игры. Иногда плоскость крыши резко обрывалась, и ему ничего не оставалось, как спускаться вниз по пожарной лестнице, или водосточной трубе, или щербатой кирпичной стене, и быстро перебегать по тротуару, чтобы поскорее вскарабкаться наверх.
Повсюду он слышал крыс. Они сами выбирали путь, но постоянно были рядом, то исчезали, то появлялись снова, сновали туда-сюда перед глазами, то забегали вперед, то отставали. И он постоянно ощущал еще чье-то присутствие: где-то рядом был источник того хлопающего звука. Вот и опять он услышал слабый трепет то ли крыльев, то ли ветра, легко пробежавший по лицу. В этот момент он двигался вверх и не остановился, но запомнил смутное ощущение, словно кто-то его преследовал.
Периодически он останавливался осмотреться и передохнуть. Маршрут был коротким. Сол ориентировался по пунктирам огней Эджвей-роуд, как по карте; когда их стало меньше, он понял, что Эджвей-роуд перешла в Майда-Вейл. Дальше он двигался по маршруту девяносто восьмого автобуса, мимо хорошо знакомых ему наземных ориентиров — например, этой башни, над крышей которой выступали красные балки, образуя клетку.
Дома сделались примерно одной высоты; все реже встречались многоэтажки. Сол знал, где они: прямо перед Килбурн-Хай-роуд был участок, застроенный жилыми домами, который легко можно было принять за пригород. «Terra cognita», — подумал Сол. Земля обетованная.
Он пересек улицу так быстро, что Дебора едва успела понять, что произошло. Сол просто взлетел в темноту между Килбурном и Уилсденом, преодолевая последний рубеж, отделявший его от дома.
Они стояли перед «Террагон-Меншн». Сол боялся.
Чувства переполняли его, он затаил дыхание. Он прислушался и по наступившей тишине понял, что эскорт крыс бесшумно испарился. Он остался наедине с Деборой.
Сол медленно скользнул взглядом вверх по стене, осмотрев кирпичное однообразие, разорванное лишь окнами — почти во всех было темно, только кое-где за тонкими занавесками горел свет. На самом верху виднелось то самое окно, из которого выпал отец. Его так и не застеклили, видимо, до завершения полицейского расследования, хотя и затянули прозрачной пленкой. В оконной раме виднелся тонкий край разбитого стекла.
— Мне пришлось быстро уйти отсюда, — прошептал он Деборе. — Мой отец выпал из этого окна, и они считают, что это я его вытолкнул.
Она в ужасе уставилась на него.
— Ты? — еле слышно пропищала она, но тут же замолчала, увидев выражение его лица.
Он тихо направился к подъезду. Девушка шла следом, обхватив себя за плечи, дрожа и тревожно озираясь вокруг. Он провел рукой по двери, молча, без усилий что-то сделал с замком. Затем стал подниматься по ступеням. Он ступал совершенно бесшумно, двигаясь как во сне. За ним, вздрагивая, шла Дебора, волнение спутника передавалось ей. Она еле переставляла ноги, казалось, что она плачет, но не слышалось ни звука.
Дверь в квартиру была крест-накрест заклеена синей лентой. Сол посмотрел на нее и решил разобраться в своих чувствах. Он не чувствовал себя оскорбленным и поруганным, как можно было предположить. Он испытывал странное спокойствие, будто эта лента защищала его дом от посторонних, запечатывая его, как мемориальную капсулу.
Он осторожно потянул ленту. Та подалась и отклеилась, легкая и бесплотная, будто ожидала, что ее сейчас оторвут. Сол открыл дверь и шагнул в темноту, туда, где умер его отец.
Глава 18
Было холодно, так же холодно, как в ту ночь, когда пришла полиция. Сол не стал включать свет. Света с улицы было достаточно. Не теряя времени, он толкнул дверь гостиной и вошел.
Комната была пустой, всю мебель вынесли, но Сол не обратил на это внимания. Он смотрел на окно, на осколки, торчавшие из рамы. Он решился взглянуть, зная, что это выведет его из равновесия, подорвет его силы. «Это просто дыра, — думал он, — разве не так?» Разве это не просто дыра? Пленка то вздымалась, то опадала с треском хлыста.
— Сол, я боюсь…
Он наконец сообразил, что Деборе почти ничего не видно при таком освещении. Она стояла на пороге комнаты, не решаясь войти. Сол понял, что темно-желтого света фонарей, горящих снаружи, хватало лишь на то, чтобы осветить его силуэт. Он вздрогнул, рассердившись на самого себя. Он обращался с ней так непринужденно, что даже забыл: она другая. Он метнулся обратно через всю комнату и схватил ее.
Он горячо ее обнял, и она подалась навстречу. Это не было влечением, хотя он чувствовал, она ждала этого или, по крайней мере, не возражала бы. Но получилось бы, что Сол воспользовался ситуацией и поступил нечестно, а она ему так нравилась и он был так бесконечно ей благодарен. Они стояли, обнявшись, и он почувствовал, что дрожит не меньше, чем она. «Все же я еще не совсем крыса, — подумал он уныло. — А она боится темноты. Надо ее как-нибудь успокоить».
Посреди комнаты на полу валялась книга.
Он неожиданно увидел ее поверх плеча Деборы. Она почувствовала, как он оцепенел, и чуть не закричала от ужаса, обернувшись посмотреть, что же его так поразило. Он торопливо стал ее успокаивать и извиняться. Она не могла увидеть книгу в темноте.
Это была единственная вещь в комнате. Не было ни мебели, ни картин, ни телефона, никаких других книг, кроме этой.
Сол решил, что это не случайность. Они не могли вынести из квартиры все, а это оставить. Сол узнал ее. Старый, очень толстый альбом в красном переплете, формата А4, некоторые страницы в нем давно оторвались и теперь торчали, просто вложенные внутрь. Отцовский альбом для наклеивания вырезок.
Альбом был неотъемлемой частью жизни Сола. Каждый раз отец вытаскивал его откуда-то из тайника и старательно вырезал какую-нибудь газетную статью, бормоча себе под нос. Он наклеивал статью в альбом и делал заметки на полях красной ручкой. А иногда ничего не наклеивал — просто писал. Часто — Сол знал — эти порывы были вызваны политическими событиями, и тогда отец хотел запечатлеть свои рассуждения о происходящем, но иногда Сол совсем не понимал, что побуждало отца вести эти записи.
В раннем детстве альбом притягивал Сола, и ему всегда хотелось туда заглянуть. Отец показывал сыну некоторые вырезки со статьями о войнах и сражениях и лаконичные красные пометки вокруг них. Но это личный альбом, объяснял он, и не позволял Солу изучить его до конца. «Кое-что здесь очень личное, — объяснял он терпеливо. — Кое-что не для посторонних глаз. Кое-что только для меня».
