что, ты много судов повидал? – огрызнулась девка. – Неужто все?
– Достаточно. А если бы и один из десяти, все равно тебя не пустил бы!
Йага стряхнула его ладони и твердо сказала:
– Я пацанов действительно сглазила. За дело. И ответ смогу держать. Небось, справедливые судии еще не перевелись. Я останусь в Черноборе.
Раздавшийся рык точно не мог принадлежать человеку. Синие глаза северянина зажглись хищным огнем. Он стиснул запястье ведьмы и силой поволок в выделенную ей комнатушку.
– Придумала… Самая умная нашлась… Да кто тебя спрашивать станет, баба! – бормотал он.
И, как ни упиралась Йага, вырваться не могла.
– Пусти!
– И не подумаю!
Он швырнул ее на кровать и, пока девка не опомнилась, принялся скидывать в кучу небогатый скарб, который девка прихватила от матушки. Ведьма вспыхнула: нашелся указчик!
– Не смей меня неволить!
Она вскочила, но Рьян мигом оказался с нею рядом и толкнул обратно.
– Нет, я тебя буду неволить, ясно! Боги завещали жене слушаться мужа, и ты пойдешь туда, куда я прикажу!
Ведьма вскочила снова:
– Я тебе не жена!
– Нет, жена! Не перед людьми, так перед богами! Я тебя взял в Медуницах, и теперь ты моя!
Йага гордо выпрямилась.
– Ты меня целовал, не больше, – краска коснулась загорелых щек, но она закончила твердо: – и свадебные наручи это на меня не надевает.
Северянин недобро сощурился.
– Значит, моих поцелуев тебе не хватило? Мало показалось?
Он заломил ей руку и ткнул лицом в одеяло. Задрал подол и прижался к бедрам. Влажный шепот обжог ведьме ухо:
– Я тебя возьму, когда пожелаю. И, если захочу, ласковым не буду. Не зли меня, ведьма!
Ох, не на ту напал! Йага и сама злиться умела! И хоть нынче родной лес, где каждое дерево, каждая змея за нее, был далеко, но колдовство никуда не делось. Черные перья расцвели на коже, пальцы скрючились в когти, а в сапогах стало тесно, будто когти выросли и на ногах тоже. Она полоснула проклятого по лицу. Тот выпустил добычу и неверяще коснулся раны.
– Сначала матушка меня под юбкой держала, а теперь ты так же собираешься?! Я тебе не баба бессловесная, – процедила она. – И уж точно не жена, и стану ей навряд. Сама решу, что делать и куда идти.
Рьян утер кровь рукавом и встал. Прочь он пошел покачиваясь, словно его не поцарапали, а все кости вынули.
– Ты и правда не баба, – проговорил он, не оборачиваясь, – ты ведьма. А я, дурень, чуть это не забыл.
* * *
Малец, коего отрядили сбегать за жрецом, воротился скоро, но ни с чем.
– Объяснил, что дело срочное? – Отец поймал его за ухо и строго выговаривал.
Пострел пищал, но вырваться и не пытался.
– А как же! Холоп егойный велел самим идти ко двору. Говорит, велика честь батюшке ноги трудить.
Делать нечего, пришлось собираться на поклон к старику. Всего больше черноборцы опасались, что ведьма не пожелает идти добром. Однако Йага, отбоявшись положенное, вышла на крыльцо. Об руку с Радом. Рыжий северянин, ссутулившись, плелся позади, будто бы и не с ними вовсе.
Пока добрались до жрецова жилища, кликнули с собой мало не половину города. И, к радости лесовки, далеко не все ждали расправы. Мальчишки во главе с Иванькой улюлюкали и злорадствовали: наконец-то задиры получили по заслугам! Дряхлая, но живенькая старушонка бормотала под нос, что предупреждала огольцов и что ежели они на будущий год снова потопчут ей редьку, то она их безо всяких проклятий со свету сживет. Шли еще девки помоложе. Те, сказать по правде, больше посплетничать шли да поглазеть вблизи на северянина, но нет-нет, а и Йаге теплое словечко перепадало. Одна даже решилась нагнать колдовку и как бы в шутку спросить:
– Красавица, а моей зазнобушке такой же ячмень наколдуешь? Чтобы на других девок не заглядывался!
Так и вышло, что к хоромам жуткого старика ведьма вышла с высоко поднятой головой, уверившись в своей правоте. Оробела она лишь один раз, да и то не из-за суда: недалеко от большущего дома, даже камнем обложенного, стояла развалюха. Издали казалось, что это сарайчик заброшенный али еще какая ненужная постройка. Но колдовка зацепилась за нее взглядом и разглядела кораблик на коньке.
Серденько сжалось. Броситься бы к домику, отворить дверь… Зачем? Не ждет ее там тот, кто сменял собственную жизнь на жизнь дочери. Тот, кого звали Ольгиром, давно уже пророс травою. Быть может, матушка? Та, что спеленала младенца и отнесла в лес. Окажись она там, что брошенная дочь сказала бы ей?
Пока ведьма думала и кусала губы, домик уплыл назад, а шествие нерешительно остановилось перед высоким забором с железным кольцом на нем – звать хозяев.
Вышла заминка. Оно вроде и отступать некуда, но и тревожить жреца из-за мелочи боязно. Подумаешь, ячмень? А чирий? Да они и без колдовства у людей через одного вскакивают! Дело разрешил Рад: распушил усы и взялся за молоток.
Отворили сразу же – ждали. Сновали по двору холопы, служанки бегали с тряпками и подушками: привести в порядок большой деревянный стул с высокой спинкой. Стул был темным от времени, помнящим еще батьку нынешнего жреца. И всякое серьезное дело подобало решать в нем. Вырезанные на навершиях спинки статуэтки Света и Тени зорко следили за соблюдением правды, завещанной богами. Не было пока только самого судьи. Ибо негоже важному лицу ожидать, пока соберутся простолюдины. Он величаво выйдет последним, когда уляжется шум. Так и произошло.
Случайно ли, а встали все, поделившись неровно надвое: треть – за ведьму, слева, а две трети – за мальчишек и их матерей, справа. Рьян скрипнул зубами и сделал маленький шажок к тем, кто просил лесовке помилования. Иванька же и вовсе протолкался к Йаге и стиснул ее ладонь.
– Я тебя в обиду не дам! – заявил он. – Костьми лягу!
Ведьма улыбнулась и как-то сразу выпрямилась. Правда, что она ведь не одна супротив целого города! Вон сколько заступников! Но стоило дверям распахнуться, задрожала. Без нарядного праздничного одеяния жрец, может, был не так величав, зато грозен не в меру. Седые брови его опускались до того низко, что закрывали глаза, и поди разбери, в благостном ли настроении! Выводили его, как и прежде, два молодца. Придерживали под локти и следили, чтобы старик не оступился. Они усадили его на мягкие подушки, что уже успели накидать на стул служанки, и замерли у подлокотников. Жрец же долго еще сидел так, не то разглядывая пришедших, не то попросту задремав. Наконец подал скрипучий голос:
– Свет и Тень свидетели праведного суда,
