Книга 10000 желаний - Влада Ольховская

Не зная, как реагировать, Иван открыл ежедневник. Ему было неловко — будто он делал это втайне от Веры. Ему нужно было время, чтобы привыкнуть к ее смерти, признать, что ей больше нет дела до всех этих мелочей.

Под обложкой скрывались не личные записи и даже не планы. К своему удивлению, Иван обнаружил переписанный от руки документ. Но зачем Вере это понадобилось? Хотела копию — пошла бы к ксероксу, а еще лучше фото на смартфон сделать. Что за первобытный строй?

Когда он прочитал документ, на смену удивлению пришло неверие, потом — шок. Иван перечитывал записи снова и снова, надеясь найти тайный смысл, посмеяться над собственными догадками. То, что переписала Вера, было не просто доказательством нарушений внутри «Сириуса», это было обвинением в убийстве. Компания, на которую они оба работали, была связана с преступным миром? Бред! Должно быть, он все не так понял…

Перевернув страницу, Иван обнаружил еще один документ. И еще. И больше. Перед ним открывались десятки свидетельств, пометок и намеков, которые переворачивали все, что он знал, с ног на голову. Интуитивно он чувствовал: ему не следует читать это. Есть знания, которые уничтожают… и то, что случилось с Верой, намекает на это. Чтобы действительно начать новую жизнь, нужно закрыть этот ежедневник, донести его до мусорного ящика прямо сейчас, и никаких проблем не будет.

Но вместо того, чтобы прислушаться к доводам здравого смысла, Иван продолжил читать.

Глава 8. Умения машин

В небольшом уютном номере отеля жизнь казалась почти нормальной. Старая, но добротная и чистая мягкая мебель, яркие картины на стенах, ваза с цветами — не отель даже, а гостиная добродушных хозяев, согласившихся принять их на ночь.

Однако успокоиться и отстраниться от всего, что произошло с ее жизнью в последнее время, Карина не могла. Она сидела на диване, наблюдая за ходившим туда-сюда по комнате Иваном. Смартфон, подаренный ей братом, лежал на столе, и, несмотря на потухший экран, она прекрасно знала, что программа все еще работает.

— Поверить не могу, что Артур не сказал нам обо всем, — вздохнула Карина.

— Твой брат знал, что делает. Раз он поступил именно так, это было нужно.

И еще одна странность: она, сестра, должна защищать Артура любой ценой, а делает это Иван. Хотя чему удивляться? Нужно искать новую норму, только и всего.

— Хорошо, раз он подвел нас к этому, будем угадывать сами, — смирилась она.

— Не угадывать, а вычислять. Он дал нам факты, нужно искать сходство!

— Да какое тут может быть сходство? Разве что звук…

— Звук — это уже много, — указал Иван. — Очень много, я бы сказал.

— Ну, даже звук очень условен: Шляжко утверждал, что слышал голоса. Но слышал ли он их на самом деле?

— Даже не сомневайся.

— С чего ты взял? — удивилась Карина.

— Ты не обратила внимания? Когда мы разговаривали, он все время упоминал голоса в прошедшем времени. Он слышал их в прошлом и верил им, он и мысли не допускал, что они нереальны. Но при этом теперь он их не слышит — похоже, они затихли, когда он убил Волкова, поэтому Шляжко верит, что выполнил свою миссию. Я сильно сомневаюсь, что его в этой клинике вылечить могли, при всем моем уважении к медицине.

Карина тоже сомневалась. Только не в этой больнице, потому что там, похоже, и не пытались никого лечить. Врачи прекрасно знали, кто к ним попадает. Они усмиряли пациентов, не более, а болезнь Шляжко и не изучали толком.

Но это если предположить, что болезнь была. Что, если ее не было?

— Хорошо, а как тогда звук убил Евгения Волкова? — спросила Карина. — Не слишком ли жестокая расправа?

— Да не было там никакой жестокой расправы!

Иван огляделся по сторонам, подхватил с тумбочки пульт от телевизора и снял заднюю панель, удерживавшую батарейки. Эту тонкую пластиковую полоску он уверенно прижал к горлу — и она действительно была похожа на бритву.

— Смотри, что мы узнали, — сказал Иван, и чувствовалось, что он увлечен собственной версией. — Его жена упоминала, что он жил по строгому распорядку, который сам же и придумал. Знаешь, как в психологии называются простые действия, которые доведены до автоматизма и выполняются подсознательно?

— Паттерны, вроде, — нахмурилась Карина.

— Именно. Один из ключевых элементов подсознательного! Паттерны сами по себе — хорошая штука. Она помогают телу действовать на автомате, освобождая мозгу время для важных размышлений. Для человека вроде Евгения Волкова — просто спасение. Чтобы справляться с таким бизнесом, как у него, нужно много думать, это он и делал. Утреннюю рутину вроде душа он проходил на автопилоте, раздумывая о чем-то другом, скорее всего, о работе.

— Слушай, я могу понять, если он на автомате в душ плелся или кофе себе наливал, я и сама так делаю. Но бритье опасной бритвой — это уже чересчур!

— Это для тебя, — хмыкнул Иван. — А для него — привычное дело. Сначала, когда он только начинал, он куражился с лезвием, потом просто привык. Вдова нам сказала, что у него хорошо получалось. Если он приучился к лезвию, обычные станки казались ему бесполезными скребками, вот он и продолжил использовать опасную бритву. Он ничем не рисковал.

Карина начинала догадываться, к чему он клонит:

— Пока не появился звук?

— Пока не появился звук, — кивнул Иван. — Теперь представь: Волков идет в душ, его жена в это время покидает дом. Он начинает бриться. Играет мягкая музыка, все как обычно, он растворен в своих мыслях, думает, как быть, что сделать в этот день, и тут музыка обрывается, сменяясь громким и очень резким звуком. В природе есть звуки, которые способны быстро и сильно напугать животных. А человек — это такое же животное иногда. От неожиданности Волков сделал резкое движение, которое стало для него роковым.

Иван провел по горлу пластиковой панелью от пульта, и даже теперь это выглядело жутковато. А воображение Карины уже рисовало тот единственный роковой удар, который стоил Евгению Волкову жизни.

Он ошибся всего один раз — от неожиданности дернул рукой, и лезвие вошло глубоко в сонную артерию. Но того «одного раза» было достаточно, ничто уже не могло спасти Волкова. Хотя он пытался, добрался до спальни, где надеялся просить о помощи жену… Бесполезно. Алина к тому моменту еще не вернулась.

В день своей смерти Волков действительно был в доме один — и вместе с тем он убил себя не добровольно.

— Все равно слишком много погрешностей и допущений, —