хотела. И вдруг один человек зашёл в класс и сел со мной. И сказал: хватит ныть. Ты тут самая красивая, им не понять.
— Тот, которому письмо?…
— А, этот — нет, конечно. Тот как раз его всему классу и показал. Другой человек, девочка. Независимая такая, умная, красивая… Мальчишки её уважали очень. Не клеили — именно уважали, побаивались. И она меня спасла. Села со мной, не испугалась общественного мнения. И так и сидела до конца школы. Ей говорили: ты что, больная, с ней сидеть?… Знаешь, мне кажется, в тебе тоже это есть.
— Что? — не понял Матвей.
— Вот это умение защитить, позаботиться. С тобой не страшно. Недаром же Черешни от тебя ни на шаг, чувствуют: не страшно.
— Не знаю, — пожал плечами Матвей. — Вообще, я думал, что я трус. И так, серая мышь.
— Ну нет. Девчонки мои видят, с кем дело имеют. Поверь им.
— А с той девочкой… Вы дружите сейчас? Видитесь?
— Вот, увиделись наконец, — улыбнулась Майка. — Я очень вас ждала.
— Мама? — поразился Матвей.
— Ну конечно. Сашка из такой дыры меня вытащила, ты и представить не можешь. Она у тебя очень сильная. И ты на неё похож.
* * *
Уезжать не хотелось.
— Обязательно пиши, — сказала Майка. Не маме, а именно ему.
Как прилетели — Матвей сразу зашёл на сайт новой школы, прямо в аэропорту, с телефона. Да, окончательные результаты экзаменов есть.
Двадцать пятый. Над самой чертой. Прошёл. Поискал глазами синеволосого Фёдора Рыбакова — сначала не нашёл, потом увидел: вторым номером. Надо же, умный, оказывается, с виду и не скажешь. Значит, будет такой одноклассник. Надо будет сразу с ним навести мосты.
Пока не верилось. Дома братьев ещё не было, и он, не разбирая чемодана, всё же рванул к этой новой школе, посмотреть своими глазами списки.
Точно, двадцать пятый. Прошёл.
— Йес, — сказал он тихонько.
— Прошёл? — спросила его высокая нескладная девочка — оказалось, стояла рядом.
— Да, последним вот! Проскочил, — и он показал свою фамилию.
— Значит, в одном классе будем, — обрадовалась она. С чего он взял, что она нескладная? Вполне хорошенькая. — Вот я! — и она показала на фамилию в середине списка: «Петрова М.».
— Маша или Марина? — спросил он.
— Майя, — ответила она, — а ты Миша или Макс?
— Матвей, — сказал он, стараясь не улыбаться слишком широко.
— Грошевский, — сказала она, — красивая фамилия у тебя.
Матвей сжался. Вот сейчас скажет… Сейчас. Грошик.
— Ладно, пока, Матвей! — улыбнулась она и подхватила свой самокат. Точно, можно теперь на таком в школу ездить.
Матвею вдруг захотелось сделать сальто — надо научиться, кстати. Или самокатные трюки какие освоить.
А пока он просто прыгнул с крыльца сразу через все ступеньки.
Подросток N
«Подросток N испытывает трудности в общении с одноклассниками».
Чуть не рассмеялся вслух.
Это девушка в метро читает журнал, а я стоял рядом и заглянул. Наверное, «советы психолога» у неё там или что-то вроде этого. Читаешь такое и думаешь, что ты умный: психолог ещё только начнёт советовать, а тебе уже с этим подростком N ясно всё.
Кто, интересно, не испытывает трудностей в общении?…
И вдруг мне в голову пришла такая простая мысль: каждый человек думает, что он особенный, что в его голове — отдельный мир. Неповторимый. Я, скажем, совершенно не такой, как все.
А на самом деле — подросток N.
Типаж, похожий на других. И мы все такие. В каждом классе есть лидер, шут, принцесса… Ну, сами знаете. Любую книжку читаешь, любое кино смотришь и видишь: о, это наш Костик, это Ильицкий, это Даша… Вот взять Гарри Поттера. Думаете, его так все любят, потому что он мальчик-волшебник?
Нет, там все узнают своих. Там всё как у нас, но проблемы решаются с помощью волшебства, поэтому повеселее.
А так все герои раскладываются на любой класс. Хотя в книге преувеличено, конечно. Гипербола, художественный приём.
Конечно, мы немного отличаемся друг от друга. Но всё равно говорим слова, которые другие уже говорили, совершаем те же действия, что были до нас. И книги нравятся, в которых читаешь свои мысли. Ты не смог сформулировать, а автор смог.
Ну и кто ты после этого, такой умный и оригинальный, да?
Я даже сочинения в школе научился строчить чужими словами. У меня хорошая память, что есть, то есть: тащу кусками чужие предложения, конструкции, а с ними и мысли чужие — вот и пятёрка. Хотя на самом деле я не умею писать ничего своего. Я вообще довольно обыкновенный и малоинтересный человек. Подросток N.
А у меня не получается играть никакую роль. Для короля я не подхожу ни внешностью, ни — о, смешно вышло — внутренностью. Шутом быть лучше всего, но и сложнее: я не потяну, это к Ильицкому. Для принцессы — сами понимаете, есть изначальные правила игры: кому какие карты выпали, такими и играть.
В этом театре я хотел бы быть монтировщиком. Не играть на сцене, а просто приносить пользу: таскать декорации, поднимать на канатах всякие тяжёлые штуки к потолку. Ходить за сценой в рабочем комбинезоне, отрастить бороду и вставить серьгу в ухо. И чтобы меня никто не видел.
Буду просто подростком N, наблюдателем. Для начала надо уйти со сцены за кулисы, а там и в монтировщики возьмут.
Поэтому я вышел из метро не на своей станции. Просто чтобы выйти из системы, сломать
