на спальном мешке и мечтательно вглядывался в темнеющее небо, где в безмолвном пикирующем полёте стремительно скользили летучие мыши.
Это была их последняя спокойная и безмятежная ночь, проведённая вдвоём в лесу у реки на Байкале.
Оба, довольные, они вскоре уснули.
… А утром Семён исчез.
Глава 10-я: Триасовый период. Цивилизация Тапробан
Воздух казался таким же тёмным, как и небо над лесом. Он плотным, едва мерцающим покрывалом окутал участок перемещения «кротовой норы» и колыхался вокруг путешественника, исторгая последние безжизненные импульсы вихря воронки, доставившей его сюда.
« Куда его, к чёртовой матери, занесло»?
В какую эпоху геологического периода планеты он попал? Судя по растительности и окружающему гигантизму, первое, что пронеслось у него в голове – никак не меньше чем за 30-50 миллионов лет назад, и это ещё мягко сказано – возможно, и намного раньше. И как бы откликаясь на его размышления, на ближайшую ветвь хвощового дерева выползла огромных размеров щетинистая жужелица, величиною с его собственный рост и способная задушить своими кольцами годовалого телёнка не хуже анаконды. Членистоногие клешнеподобные лапы резво перемещались под её панцирным телом, отчего казалось, что она плывёт по древесной поверхности, огибая сучки и мелкие преграды своими волнистыми, перекатывающимися движениями.
Замерев на месте, Семён начал лихорадочно соображать, что делать дальше. Ещё не восстановившийся, после переброски мозг, в считанные доли секунды сгенерировал сразу несколько решений, подготавливающих его к самосохранению. Стрелять в ползучую тварь было бессмысленно: они находились повсюду. Присмотревшись вокруг себя и задрав голову к вышине крон, он отчётливо разглядел великое множество насекомых-гигантов, отчаянно предчувствуя, что попал в настоящее царство членистоногих. Деревья и земля под ним буквально кишели ими. Богомолы, скорпионы, пауки, сороконожки, жуки ползали, извивались, и их здесь были сотни тысяч. А светящиеся пятна, напомнившие ему об огнях святого Эльма, были ничем иным, как огромными ночными светляками, светящимися в темноте.
Он выхватил фонарик, но тут же спохватился: на свет луча слетятся сотни этих тварей, и неизвестно ещё какой из двух подходов они к нему выберут – облепят его со всех сторон, или сразу искусают до смерти. Вот оно – настоящее царство доисторических гигантских насекомых! «Поздравляю, друг мой. Доро пожаловать в триас! - мысленно обратился он к себе. – Что может быть прекраснее?»
И убийственне-е…
Семён перескочил на несколько шагов вперёд и крепче вжался в ствол гигантского дерева гинкго, трясущимися руками лихорадочно выворачивая карманы в поисках хоть какой-то защиты.
Шорохи, шуршание, писки, далёкий рёв крупного плотоядного ящера, шелест крыльев носящихся повсюду меганевр – всё это разом заполонило его барабанные перепонки. И он был центром в этом царстве насекомых.
Триасовый период…
А он, Семён – ЕДИНСТВЕННЫЙ разум на планете.
…И это ещё мягко сказано.
********
Он уже делал первый шаг от дерева, когда почувствовал молниеносную жалящую боль, пронзившую его левое плечо со стороны спины. Удивлённый столь бесцеремонным обращением, но, тут же, понимая, что его всё-таки укусили, он обернулся всем телом и застыл на месте.
Безобразная и устрашающих размеров артроплевра – она же гигантская многоножка триасового периода, достигающая трёхметровых размеров с шестьюдесятью хитиновыми лапами – извиваясь, выползла сверху по стволу дерева как червяк из яблока, и впилась своими клешнями в плечо Семёна. Каждая клешня была величиною в две человеческие ладони, и в плечо мгновенно впрыснулся парализующий жертву яд, от которого в человеческом организме ещё не существовало иммунитета.
Артроплевра сделала своё дело и, вытянувшись во всю ужасающую длину своего громадного панцирного тела, застыла, покачиваясь из стороны в сторону.
Тем временем, метрах в тридцати от безжизненного кокона Семёна начало развиваться следующее действие. Воздух с его сорокапроцентным соотношением кислорода внезапно потерял былую прозрачность, сгустился, свернулся неким подобием рулон обоев и, выдав из себя в пространство сверкающий тоннель, застыл в неподвижности, словно труба из зацементированного асбеста. Серебристый внутри, и сверкающий всеми цветами спектра снаружи тоннель, до этого буквально «вгрызшийся» в пространство, медленно выдвинулся вперёд и остановился своим пустым раструбом метрах в трёх от безжизненной мумии Семёна. Ничто не двигалось, ничто не колыхалось, рассвет триаса вокруг был бездвижен и молчалив – пропал даже звук. Лазерные лучи прошлись по всему телу, ощупали его, отсканировали, и так же бесшумно удалились внутрь. Осторожно, будто обращаясь с хрустальной вазой, тоннель обволок своей воронкой бездвижный кокон, который был ещё несколько минут назад Семёном, свернулся в спираль, и вместе со своим приобретением, парящим в невесомости, сгруппировался, блеснул ярчайшей вспышкой и исчез, превратившись в бесконечно малую величину, которую тут же поглотило пространство. Через миг воздух разрядился, обрёл полярность, дунул ветром, поднял несколько опавших примитивных листьев и погнал по небу застывшие до этого облака. Атмосфера дохнула озоном. Всё вокруг заново пришло в движение. Артроплевра, не обнаружив своей жертвы, от тоски уползла обратно в гущу кроны, а аномалокарис пополз искать себе новую добычу, прокладывая клешнями дорогу. Что было у них обоих на уме, история умалчивает.
Триасовые джунгли снова зажили своей жизнью, будто и не было вовсе остановки времени, как физической величины.
Всё пришло в движение на том моменте, как и остановилось за миг до этого.
********
Семён изумлённо сфокусировал взгляд на некоей абстрактной точке напротив себя. Зрение и остальные чувства постепенно приходили в норму.
Медленно, с помощью некоей невидимой силы его потянуло вниз и он, удивляясь собственному спокойствию, окончательно принял вертикальное положение, коснувшись подошвами ботинок нижней поверхности. Стало значительно привычнее. Сияние тут же исчезло, «живые» стены замерли, более не сокращаясь, и вместо этого приобрели зеркальное отражение.
По всему периметру «стен» в режиме видеозаписи в цветном изображении мелькали те или иные сюжеты их трагического похода. Кадры начинались у него за спиной, переходили по ходу проецирования в другую картину и, исчезая за спиной, делали, таким образом, полный круг, отчего Семён мог смотреть в любом направлении. Опустив взгляд, он мог видеть под своими ногами тающий снег, когда они только выходили из Нижнеангарска, мог видеть бурятов, идущих во главе цепочки и ведущих под уздцы лошадей, а за ними с весёлым лаем носящихся вокруг собак. Мог видеть спину Василия Михайловича или, оглянувшись назад, смотреть на милое, раскрасневшееся лицо Людочки, которая что-то кричала Саше, заливисто смеясь. Задрав голову кверху, он мог видеть пролетавшие в вышине вертолёты, которые следовали над ними вплоть до восьмого дня, когда путешественники вошли в зону магнитного купола. Здесь вертолёты исчезли.
Ему показывали документальный фильм их похода по Байкалу!
Их КТО-ТО снимал со стороны.
Это
