кто должен был помочь колхозу загладить последствия их с Павлом ошибки, потому, что Маргарита являлась живой частицей города, живым напоминанием о том, что было там дорого ему, — она стала просто товарищем. Правда, он не представлял, как она, такая совсем городская, не привыкшая к физическому труду, будет работать наравне с Катериной, со всеми деревенскими женщинами, но одно то, что Маргарита по доброй воле приехала сюда, говорило в её пользу… Виктору захотелось сказать девушке что-нибудь тёплое, чтобы смягчить прежнее, конечно, не совсем деликатное обращение с ней. Но трудно было всё-таки разговаривать с Маргаритой…
— У вас хороший маникюр, — промолвил он.
Маргарита состроила удивлённую гримасу:
— Виктор, вы говорите комплименты?.. Но почему же… почему начинаете с маникюра? Это самое заметное?
— Я — не комплимент, — смешался Виктор. — Я хочу сказать, что поработаете день, и ничего не останется.
— М-м… — разочарованно протянула девушка. — Маникюр, конечно, пропал. Но это, значит, не комплимент? А я-то… Ну, ладно, и на том спасибо…
Девушка вдруг остановилась и шепнула Виктору:
— Хотите, я скажу, что самое хорошее у вас? По секрету…
Виктор насторожился, ожидая подвоха.
— Две вещи, — торжественно произнесла Маргарита. — Во-первых, ресницы… А во-вторых, что вы краснеете, когда говорите ерунду сами и когда её говорят другие.
Виктор машинально тронул рукой ресницы и покраснел.
— Вот видите! — захлопала в ладоши девушка. — Ну, ещё будете утверждать, что я не психолог?
Лицо Виктора совсем залилось краской.
— Ой, перестаньте! — хохотала Маргарита. — А то придётся покупать две коробки порошка — одну мне, другую вам, чтобы мазать щёки.
Трудно было разговаривать с Маргаритой…
Через час Натка выстроила свою команду у правления.
— Девчата, р-равняйсь, — подбоченясь, сурово скомандовала она. — На поле ша-агом… арш!
И сама затянула известную песню:
Первым делом, первым делом самолёты…
Только вторую строчку песни Наткина команда исполняла не так, как обычно:
— Ну, а мальчики? А мальчики потом…
— Это о вас, — шепнула Маргарита Виктору, который шёл за девушками следом: тема о помощи города деревне представляла интерес для газеты…
И вот они оказались на уже знакомом Виктору току. Комбайн больше не стоял рядом: вскоре после аварии из МТС прибыла «скорая помощь» — передвижная механическая мастерская. Это была обычная полуторатонка, только кузов её был оборудован в виде небольшого фанерного домика. Задержавшись ненадолго возле правления, машина затем с фырканьем помчалась в поле, где остался сломавшийся трактор Павла. Ремонтники работали весь день и ночь, а утром того дня, когда состоялось комсомольское собрание, исцелённый трактор увёл комбайн с тока…
Натка быстро расставила девушек.
— А вы, — кивнула она Маргарите и Виктору, — давайте сюда.
И указала на ту самую веялку, у которой Виктор работал позапрошлую ночь. Виктор замешкался.
— Что же вы? — воскликнула Маргарита, — слушайтесь командира!..
Она сбросила стёганку, поправила воротничок платья и первой налегла на тяжёлую рукоятку веялки. Виктор последовал её примеру, сделав это без всякой неохоты: последнее время он ежеминутно испытывал неловкость, когда видел работающих людей, а сам разгуливал рядом с блокнотом. Он чувствовал себя каким-то туристом в эти минуты. Разумом Виктор понимал, что своим пером помогает работающим. Он видел, как в одно мгновение расхватали листовку, где была напечатана его корреспонденция о хлебном конвейере, как вслух повторяли знакомые имена, слышал обрывки фраз: «О Куренке есть… Правильно!», «А и старуху его не забыл корреспондент!»; он представлял, как ту же листовку читают в других сёлах, там, может быть, и не знают Куренка с женой, но рассказ об этих стариках заставляет людей трудиться лучше, укором глядит в глаза лодырю… Разумом Виктор понимал, что делает большое дело, но сердце его не могло оставаться спокойным, если он но помогал людям и прямым участием в работе…
Вверх, вниз! Вверх, вниз — взлетала и опускалась рукоятка веялки. Виктор снова ощутил на губах солоноватый вкус пота. Он взглянул на Маргариту и устыдился за себя: её лицо нисколько не выдавало того напряжения, какое испытывал Виктор. И стояла она так ловко, словно век одним этим и занималась — крутила веялку.
— Где это вы научились? — спросил он погромче, чтоб его было слышно за шумом решёт.
— Что? — не поняла она, а потом, на секунду оторвав руку от рукоятки, приложила её к уху и, разобрав, что спрашивает Виктор, закивала: — Ясно… У меня стаж! — с выдохами в такт оборотам рукоятки кричала девушка. — На веялке… Снопы вязать… Косить умею даже — да!.. в войну… каждое лето в колхозе… Ещё вас… научу, хоть вы… мужчина…
«Пожалуй, научит!» — подумал Виктор, с завистью глядя на рассчитанные, экономные движения Маргариты И снова отметил, как быстро меняется его отношение к девушке. Вот так — никогда нельзя судить о человеке по первому впечатлению, какая-то мелочь, бросающаяся в глаза, пустяковая случайность, совсем не то, что составляет существо человека, заведут на ложный путь. И не в театре, не в посещении кино или концерта, но в жизни, в работе узнаётся человек. Впрочем… Виктору показалось, что эти слова кто-то говорил ему уже. Он вспомнил: Валя! Ну да, Валя, в тот вечер после «Евгения Онегина»…
Виктор поглядел на свою напарницу: Валя и Маргарита! Ничего общего, совершенно: светловолосая спокойная Валя и подвижная смешливая девушка-смуглянка. И всё-таки в Маргарите начали смутно, едва заметно, проявляться какие-то общие с Валей черты…
Маргарита внимательно следила за Виктором.
— Ого!.. Теперь… — кричала она с теми же паузами в такт оборотам рукоятки, — теперь вы… и на меня… смотрите, как Мефистофель… Но это ничего… я Маргарита в самом деле… не то, что она…
— Кто — она? — спросил Виктор.
— Ваша… Валя Остапенко… из мединститута, — сказала Маргарита и прибавила: — Порошок — в кармане стёганки… Берите — вам нужнее…
— Разговорчики! — сурово прикрикнула на обоих Натка, по-мужски широкими размахами перебрасывая деревянной лопатой зерно. — Чтобы до ужина всю эту кучу провеяли…
Шумели машины, пыль висела в воздухе, к току один за другим подъезжали фургоны… Колхозники, колхозницы, девушки из Чёмска, Маргарита, Виктор — все они смешались здесь, всех их объединила общая цель…
Когда стемнело, Натка, отирая пот со лба, провозгласила:
— Ужин!..
Хотя девушки порядком утомились, она опять повела команду строем.
— Так же легче, дурные! Дисциплинка — от всех усталостей лучшее средство! — пресекла Натка протесты и затянула песню: — «Где ж вы, где ж вы, очи карие…»
На полевом стане они расселись за высоким, похожим на топчан, самодельным столом. Мисок на всех не хватало, и Виктору досталась вместо миски одна из больших эмалированных кружек, которых запасливая Натка взяла несколько штук. Густой, попахивающий дымом кулеш, сваренный поварихой на костре, не стал
