когда и где теперь они надеялись сбыть его, — и прятали глаза от людей, как летучие мыши, выхваченные вдруг из мрака на яркий свет. Вчера их видели, а сегодня они опять растворились, припрятались, смешались со всеми, и много потребуется усилий, чтобы до единого вывести николаев касьяновичей. Оставалось немало и толоконниковых, малининых, студенцовых, — этих, пожалуй, разгадать ещё труднее, эти ещё увёртливее и живучее.
Да, борьба не кончилась. Но может ли она пугать, если чувствуешь себя окрепшим, если рядом с собою видишь миллионы друзей? Точнее, по именам Виктор знал их меньше — Осокина и Михалыча, Бородина и Ольгу Николаевну, Ковалёва и, хотя бы, беспокойного экскаваторщика Круглякова, с которым судьба столкнула его в Чёмской гостинице… Но тех, чьи имена были ему неизвестны, — тех действительно были миллионы…
Появилось у Виктора много молодых товарищей, — Геннадий и Маргарита, Саша Бахарев и Натка, Павел… Валя… Одно лишь несколько отдаляло его от них и до сих пор… И Виктор понял, что пора вернуться к тому, о чём когда-то говорил Осокин. Тогда он не решился вступать в комсомол, чувствуя за собой слишком тяжёлую вину… Теперь же… Правда, и теперь Виктор не считал себя безгрешным. Но он уже немало сделал, многому научился и многому научится в будущем…
Виктор свернул в «Гастроном». При виде покупателей у прилавков ему и самому захотелось купить что-нибудь. Он долго раздумывал что, и вдруг решил — коробку конфет для тёти Даши, как дорого ей любое проявление внимания, а особенно сейчас… Виктор нарочно протянул продавщице бумажку покрупнее — хотелось получить сдачу новенькими, такими ещё на вид непривычными кредитками. На миг у него появилась мысль, — а ведь Николай Касьянович так же любовался раньше деньгами. Но тут же Виктор опроверг самого себя — нет, это совсем другое. И сказал продавщице:
— Сдачу, пожалуйста, дайте помельче…
Когда Виктор брал покупку, ему шепнули на ухо:
— Это для меня, да?..
Маргарита имела свойство всегда появляться неожиданно, как по волшебству…
— Вы по делам сюда или — для себя? — спросила девушка.
— Всё вместе.
— Вот и я тоже… Виктор, — сказала Маргарита, и Виктор сразу почувствовал, что первый вопрос задан только для приличия, что интересует девушку совсем другое. — Виктор, что случилось с вами? Не заходите, избегаете меня… Да-да, не крутите… Однажды — где это было? — голову отвернули и — бегом мимо, я заметила. Опять на что-то сердитесь?..
— Что вы, Маргарита! — воскликнул Виктор. — Я даже… могу сходить с вами в театр…
— Даже!.. Хорошенькое приглашение… Где вы только научились отваживать людей?..
— Да нет, Маргарита… Ну… ну… — и, не зная, как ещё поступить, Виктор сунул в руки девушке коробку с конфетами: — Возьмите…
Кажется, Маргарита растерялась…
Они скоро расстались: Маргарита сказала, что торопится в радиокомитет. Виктор посмотрел, как она ловко перебегает дорогу перед самыми автомашинами… Хорошая девушка Маргарита, но для него она только товарищ, только. Да, вот то же самое ему сказала Валя…
Три года… Как много изменилось с тех пор. Одно лишь осталось неизменным: он так и не нашёл ту девушку, о которой думал не раз. Уже, казалось, нашёл, и вот… Но что же, жизнь движется, жизнь постоянно несёт новое. Она встретится ещё, эта девушка. А Маргарита — он не хочет её обидеть. Но нельзя же переменить и выбрать отношение к человеку, как новый костюм или пальто.
А больше ни в чём у Виктора не было сомнений. Три года, строго по календарю — даже меньше… Виктор нашёл себя в эти три решающих года. Пусть это было не совсем то, о чём думал он раньше, — разве сразу человек находит себя? А впрочем, быть может, когда-нибудь он добьётся и того. Жизнь ведь движется, жизнь постоянно несёт новое. Виктор сейчас уже понял одну свою ошибку. Он пытался когда-то писать о неведомом капитане Синцове, не видя в нём ничего, кроме звёздочек на погонах, и не замечал вокруг себя настоящих, живых героев. Теперь он знал их, этих героев, может быть, ещё не так много, но ведь сколько времени впереди…
И опять шёл Виктор среди шумной толпы. По старой привычке он ловил обрывки разговоров. Сегодня разговоры были похожи один на другой, — всё о том, как теперь лучше будет жить… То и дело произносившиеся сухие цифры звучали почти музыкой, — ведь дело было не о том, что лучше станет жить одна, две, три семьи речь шла обо всех без исключения семьях, о народе… О благе народа…
Виктор вспомнил, как вот так же слушал он разговоры в толпе в День Победы, вспомнил первые слова, услышанные им на улице от незнакомого ему тогда Михалыча:
— Погоди-ка, пройдёт год-другой…
Михалыч оказался пророком. Впрочем, нет, он только вслух выразил то, что — понимал теперь Виктор — было на уме у каждого в первый мирный день, может быть, даже бессознательно. Все радовались тогда концу войны, но все знали и о том, как много разрушила она. И, однако, были уверены — скоро, очень скоро будут залечены раны…
Что же придавало эту уверенность? Кто влил её людям?
В ушах Виктора, заставив на минуту стихнуть всё окружающее, прозвучал другой голос — спокойный, неторопливый:
— …восстановить довоенный уровень промышленности и сельского хозяйства и затем превзойти этот уровень…
Так говорил Сталин!
…Просторный цех, ребята и девушки, столпившиеся вокруг бригадира, сверкающий деталями красавец-станок на автомашине… Промышленность…
…Ночное поле, длинные тени в луче прожектора, запах пшеницы на току, усталый дед, рано поутру раскуривающий после трудной ночи цыгарку… Сельское хозяйство…
Могучая воля слила воедино усилия миллионов людей.
Имя той воле — партия.
…Город шумел. Город торжествовал. Люди отмечали ещё одну победу, достигнутую общими силами. Плечом к плечу с ними шёл вперёд Виктор — возмужавший, окрепший, вместе со многими выросший за эти три года, каждый из которых стоил десятков лет.
