улицу, и добавил:
— И вообще!
Спасибо ему — благодаря его предупреждению я спасся, чудом не угодив под колеса вылетевшего на тротуар автомобиля, за рулем которого находился пьяный придурок, спутавший тротуар с мостовой.
Так закончилась эта история…
Да, чуть не забыл — Сеня! С этим я поступил иначе. После того, как отправил Антона обратно в родную Сибирь, а «Кефир» довез меня до Цветного, я вывел Сеню из броневика и в трех непечатных словах сообщил ему, что со мной он больше работать не будет. И предупредил, что, если увижу его в окрестностях Майиного дома, пристрелю, как бешеную собаку. Кажется, он поверил…
Глава 9
…Когда-то в СССР все были бедные и даже придумали поговорку про бедность, которая не порок. Не знаю, кто в это верил, но точно помню другое — как только появился шанс заработать сумасшедшие деньги, не вкладывая в это почти ничего, вся Россия понесла свои денежки одному из самых великих аферистов прошлого века — Сергею Мавроди.
Я не буду пересказывать историю МММ — это можно прочесть в газетах, комментариях, в огромных томах уголовного дела, которое все же завели на основателя финансовой пирамиды. Я расскажу лишь о последнем дне безумия, которое с полной уверенностью можно назвать всенародным…
…Все началось в ночь на четверг, когда избавившись от всех акций МММ (и с неплохим наваром), мы с Майей отправились отмечать какой-то юбилей. Сейчас не вспомнить, какой именно, потому что, несмотря на небольшой срок нашего романа, они случались каждую неделю, а порой и день — Майя была горазда на всякие выдумки. Мы отмечали месяц с момента первой ссоры, отмечали неделю, как высохли подаренные ей на день святого Валентина цветы. Отмечая ссору, разругались так, что первая показалась легкой перепалкой, а в память о высохшем букете я купил целую охапку цветов, чем вызвал уважение продавца и удивленную улыбку Майи. Второе было намного важнее, и я взял за правило каждые семь дней дарить ей цветы.
Мы сидели в каком-то баре, пили «Б-52» и спорили о политике. Это был ее конек — сравнивать нашу и «ихнюю» жизнь. «Ихняя» была в США, где уже лет десять жила ее старшая сестра Тома, наша… это наша, здесь в России, где никто не знал, кем проснется: миллионером, нищим, да и проснется ли вообще. В ту ночь я был уверен, что мы миллионеры и этого уже не изменить, о чем охотно спорил с раскрасневшейся от трех выпитых коктейлей девушкой.
Майя ласково называла меня дураком и даже пыталась объяснить почему. Хочу сразу сказать, что в ее словах не было и доли логики, разве что когда она говорила об азарте, с которым я подписывался на сомнительные авантюры. Ну да, было пару раз, когда я не угадал и «попал», что называется, нехило. Но у меня был один универсальный ответ — раз мы здесь и отдыхаем в свое удовольствие, значит, не такой я и дурак…
— Ты дурак, — опровергала Майя, — и не понимаешь, что рано или поздно «налетишь» на такую стену, которую тебе не одолеть! Просто расшибешься и костей не соберешь!
— Я хорошо лазаю, — отвечал я самоуверенно и поджигал очередной «бомбардировщик», который тут же «тушил», отправляя огненную жидкость в желудок, — и я не дурак!
— Дурак! — уверенно повторяла Майя и, отняв у меня зажигалку, делала то же самое со своей порцией забористого напитка.
Я улыбался, слушая ее приятный голос, улыбался, наблюдая, как удивительно быстро она осушала очередной «Б-52», улыбался, когда она жестом показывала, что у меня не голова, а пустой орех. Я всегда улыбался, потому что мне нравилась эта девушка, а иногда я даже думал, что люблю ее…
На столе уже стояло шесть пустых и столько же полных рюмок, когда зазвонил мой телефон. Майя с неудовольствием посмотрела на заерзавший по столу мобильник и сказала:
— Кто звонит в такое время? Может, люди уже спят!
— Но мы же не спим, — возразил я и, взяв тяжелый мобильник, посмотрел на дисплей.
Номер был незнакомый, да еще и не московский. Узнав код славного сибирского города, подумал, что это Серега — один из двух моих компаньонов с одинаковыми именами. Майя нахмурилась и взяла зажигалку, чтобы поджечь следующий «бомбардировщик», а я нажал на зеленую кнопку, готовясь услышать пьяного Серегу, потому что трезвые люди в три часа ночи (по тамошнему времени) обычно не звонят.
Это был «Кореец». Так звали нашего конкурента, почти врага. Разбогатевший на ваучерах и продаже валюты «Кореец» осложнял нам жизнь, переманивая к себе мелких валютчиков и спекулянтов, по старинке продававших валюту на «пятаке». Сереги несколько раз пытались договориться с ним о верхнем и нижнем потолках, и всякий раз «Кореец» нарушал договоренность, ссылаясь на дикую необходимость в рублях (в долларах, марках, ваучерах). Доходило до «стрелок», на которые съезжались «крыши» обеих сторон, а однажды дошло до стрельбы, правда, без трупов. Вроде все, договорились, но проходила неделя, все начиналось по новой, и Сереги уже сами «отбивали» клиентов «Корейца», предлагая низкий курс или невысокую комиссию. И снова споры, взаимные упреки и очередные стрелки с разборками.
Словом, «Кореец» не был тем человеком, на которого хотелось бы тратить время, но первые же его слова заставили меня зажать пальцем второе ухо, чтобы гремевшая в баре музыка не заглушала не очень четкую речь взволнованного человека.
— Ден, алло, ты слышишь?!
Я посмотрел на недовольно отвернувшуюся Майю и ответил:
— Слышу. Чего хотел?
— Ден, у меня просьба! — прокричал «Кореец», заставив меня задуматься и… насторожиться.
«Кореец» хочет меня о чем-то попросить?! Это было странно, если не сказать, подозрительно. В обоих случаях это было интересно, и я сказал:
— Слушаю тебя, Хван, только в двух словах, а то я…
Хван, как, собственно, и «Кореец» не было его настоящим именем, но он отозвался:
— Хорошо! В двух словах! У меня остались акции МММ, и если ты поможешь мне…
Я прикрыл трубку ладонью и посмотрел на Майю.
— Май, мне нужно поговорить с человеком. Я сейчас, пару минут, ок?
Майя посмотрела на зажатый в моей руке телефон, затем на маленькие часы на своем красивом запястье.
— Время пошло!
— Ну, может, три, ладно?
— Одна минута пятьдесят секунд! — мстительно произнесла Майя.
Я рванул в коридор, и сейчас уже трудно сказать, что меня толкало — то ли нежелание обидеть Майю своей непунктуальностью, то ли предчувствие…
Выйдя в относительно тихий холл заведения, я поднес телефон к уху и сказал:
— Я слушаю.
