и сучка, но не до такой степени, как тебе это представлялось. Хочу, чтобы и ты знал – я по-прежнему люблю Пашку! И только его одного. И буду любить всегда, что бы ни произошло! Выпьем за любовь! – Валентина многозначительно посмотрела на друга Пашки, мол, знаю и твою тайну, вижу, понимаю! Она потянулась бокалом к Веньке. Тот коротко взглянул на Пашку, плеснул себе «Каберне» в пластиковый стаканчик и протянул его навстречу руке Валентины.
– Безответная любовь – страшная штука, Венечка! Жрёт поедом. Вот кто – настоящая сучка!..
Тонкое стекло бокала с хрустом встретилось с мутноватым пластиком, соприкоснулось, ударилось, не рассчитав силы… Пролившееся вино легло на пол красной кляксой. Валентина уставилась на пол. Стала серьёзной. Сказала тихо:
– Как кровь… Где любовь, там почему-то обязательно кровь…
– Совсем не обязательно. Будь здорова, Валя! И счастлива! – Венька одним глотком выпил остатки своего вина и, круто развернувшись, пошёл на выход из спортзала. – Жара! Догоняй!..
– Мне пора, Валечка! Удачи тебе! Ангелов в дорогу!.. Валентина смотрела вслед Пашке и едва сдерживала слёзы. Ей почему-то вдруг стало отчётливо понятно, что они расстаются навсегда. Сердце вскрикнуло – они больше никогда не увидятся!..
Подошёл Женька. Понял без слов. Они все друг друга знали много лет. Никому ничего объяснять не было нужды.
– Помнишь, как говаривал твой отец: «Терпение и труд…» – он не успел закончить известную фразу. За него это сделала Валентина.
– …Всех перепьют! Налей!..
Глава тридцать седьмая
Поезд выстукивал по рельсам свои извечные «там-там, там-там…», словно подсказывал, что настоящее счастье не здесь, а где-то именно там, за бесконечными поворотами. Коневозка, разрисованная лошадиными головами с ветром в гривах и надписью «Цирк», мерно покачивалась и неслась куда-то «туда-туда…», где ждало то самое – бродяжье счастье…
Пашка со Светой долго просили у Главка разнарядку в Воронеж. Пришла пора что-то решать с разваливающимся домом, доставшимся Пашке в наследство. Его или нужно было продавать вместе с небольшим участком земли, или что-то строить на этом месте. Второй вариант был предметом обсуждения в последнее время. Но Главк всё тянул и никак не шёл навстречу. То в Воронежском цирке в программе уже работали лошади, то место жонглёра было занято, и второго, даже такого, каким был Павел Жарких, посылать в этот город не имело смысла. Главк отказывал, и они, вместо того, чтобы ехать в Черноземье, всё дальше углублялись в Сибирь. А там «куст» большой. Можно работать несколько лет. Но человеку свойственно сопротивляться судьбе…
Наконец всё сложилось, как хотелось. Видимо, не последнюю роль сыграли тут и Пашкины гастроли в Иране. Кто-то кому-то куда-то позвонил, и… дали «зелёный свет». Мало того, что все его просьбы неожиданно исполнили, так ещё по телефону намекнули, что документы на присвоение ему звания Заслуженного артиста уже лежат в Министерстве культуры…
Гастроли в Новосибирске закончились. Валентина со своими «Ангелами» улетела в Англию. Пашка наконец облегчённо вздохнул. Света со своими ангелами полетела в Крым к приболевшим родителям. Всем остальным предстояло переехать из Новосибирска в Курск, там отработать месяц и… – здравствуй, Воронеж! Здравствуй, город детства! Принимай с распахнутыми объятиями!..
Как артиста Пашку в его городе знали и любили. Тот отвечал городу взаимностью, хотя его воспоминания детства и юности были не самыми радостными. Теперь же Пашка собирался покорить Воронеж в полном семейном составе. Он столько этого ждал…
Из Новосибирска в Курск Пашка поехал с Захарычем и Венькой на товарняке. Как в старые добрые времена. Хотя они и без него могли вполне справиться – всего-то шесть лошадей. Просто Свете и Пашке какое-то время нужно было побыть порознь. Они приняли это решение интуитивно, не сговариваясь. Каждому из людей иногда нужно остаться один на один со своими мыслями и чувствами, чтобы жить дальше…
Ехать автоприцепом три с лишним тысячи километров они не рискнули – умотаются сами, и лошадям потом отходить неделю! Коневозку закрепили на открытой железнодорожной платформе, они получили все положенные ветеринарные и прочие документы и отправились в путь.
Их то и дело отцепляли на перегонах и прицепляли снова. Под свистки маневровых тепловозов, гнусавые, неразборчивые переговоры диспетчеров, бесконечные толчки они ждали очередного формирования состава и продолжали упорно ехать в нужном направлении…
Шли четвёртые сутки. Животные стояли в удобных стойлах. Мерно гудел компактный дизельный генератор, обеспечивающий компанию теплом и светом. Захарыч колдовал на кухне. Здесь всё было продумано до мелочей. Каждый предмет знал своё место, а Стрельцов – все эти места. Заправленных газовых баллонов с головой хватало на месячный переезд. Провизии и воды было вдоволь, поэтому ехали комфортно и уютно.
Аппетитные запахи носились по отсекам коневозки, вызывая обильное слюноотделение. Захарыч звякал посудой, что-то напевал. Когда же в очередной раз раскалённая сковорода яростно зашипела и мощная волна запахов прокатилась по замкнутому пространству, даже лошади перестали жевать. Варька крутилась тут же, ожидая чего-нибудь вкусненького.
Из жилого отсека Пашки сквозь фанерные перегородки доносилась магнитофонная музыка, периодически слышались взрывы хохота, междометия досады одного и радостные вопли другого. Там шла нешуточная битва в нарды. То и дело азартно звучало: «Зарико, дай шеш-беш! Или ду-шеш! Ну чего тебе стоит!» Костяной стук брошенных с подкрутом зар о лакированную доску нард и вскрик разочарования: «А-а! Зара! Зар-раза!..» Это Пашка не выпросил того, что нужно было по игре. Бросок следующего. «Зара! Мне дай ду-шеш!» Громкий поцелуй костяшек, бросок и радостный вопль Веньки: «Просить надо уметь!..» Он тут же на восточный манер поцокал языком и сымитировал акцент:
– Снимай штаны с рубашкой, шайтан-жонглёр! У-уфь, уважяемый! Тебе – «марс»! По всей твоей голой… биографии!..
Далее слышалось недовольное ворчание, перекрытое ехидным смехом победителя в этой партии. Снова расставлялись по местам деревянные кругляшки фишек, и опять рассыпавшимися бусами гремели брошенные костяные зары…
– Ну, давай, Жара, жарь! – Костяные кубики с закруглёнными углами и чёрными точечками на боках исполнили очередную рассыпчатую трель. – Х а-ха-ха! Мазила! А ещё жонглёр!..
– Чья бы мычала!..
Захарыч открыл дверь отсека в самый разгар битвы. Он деликатно постучался. Да разве тут услышишь!..
С раскрасневшимися лицами, с потиночкой на лбу и сверкающими в азарте глазами, на откидных кроватях сидели Пашка с Венькой. Между ними на табурете лежали нарды. Сражающиеся вопили и комментировали каждый бросок.
– Пора обедать! Заканчи… – У Захарыча глаза полезли на лоб. Варька тоже застыла в дверном проёме, перестав вилять хвостом. В душной комнатке игра шла не на деньги, но – «на интерес». Пашка с Венькой сидели напротив друг друга… абсолютно голыми! Они, ради смеха,
