в другую доучиваться, потому что все одноклассники, знакомые и друзья были настроены против Дарьи и сочувствовали Ване. Он сумел сыграть в глазах молодых людей опытного, с подпорченной репутацией мужчину, который не побоялся довести дело до конца, выставив в дураках девчонку.
Даша всем казалась просто жалкой жертвой, дурочкой, которую не стоит жалеть, пусть ей будет уроком то, что с ней произошло — нечего связываться с таким крутым парнем, как Ваня Перелётный и отказывать ему после, надо знать, что твоя цена намного ниже, чем он может заплатить.
Над Мишей открыто смеялись. Он пытался делать вид, что ему всё равно, однако выходило с трудом. Никогда он не думал, что попадёт в такую ситуацию. Дарья ему была не безразлична, но отстаивать честь девушки и садиться из-за неё в тюрьму Миша не собирался, считал, что справедливость восторжествует с помощью суда, который был назначен на февраль.
С девушкой отношения испортились, она не ходила в школу, родители переводили её в 99-ю, а Миша не мог заставить себя приходить к ней домой, общаться с родителями или сестрой.
Он не мог передать, как сразу становилось неуютно, он чувствовал серьёзные обязательства перед Дашей, то, что он не смог её защитить, и как последний идиот был загнан в ловушку, как и она. Но что мог поделать сейчас, когда уже всё случилось?
Она не обвиняла его, не укоряла, но видела, как он корчится перед её родными, будто мог, но никак не предотвратил насилия. В общем, его мучило чувство вины, а нехорошее малодушие говорило — зачем тебе это всё, не вздумай влезть глубже — не выберешься. И Миша продолжал ходить в школу, игнорировать насмешки, практически перестал общаться с Дашей, ожидая, как и многие — что же будет дальше.
Олег с Таей не расставались ни на секунду, особенно в свете произошедшего. Перелётный теперь стал персоной нон грата и гордился этим. Тая выступала в деле, как свидетель угроз Перелётного на школьном вечере.
Дарья понимала, что переживает тяжёлые времена, и так было тяжело и страшно! Она, бывало, плакала в подушку целыми днями, родители боялись оставлять её одну, видя состояние дочери. Поначалу, когда приходил Миша, ей показалось, что Ваню посадят, и всё будет по-прежнему. Но потом девушка поняла — любимого что-то мучает, гложет, он пересиливает себя, приходя к ней.
Она сидела на своей кровати, обхватив колени, и смотрела на яркий ковёр на полу. Сестру Любу она выпроводила из комнаты, хотя той очень хотелось остаться, потому что пришёл Дашин парень(!) Миша. Он неловко присел на краешек деревянного стула у письменного стола, на котором горела настольная лампа. Верхний свет выключен, отчего в комнате царил полумрак.
— Как дела в школе? — спросила девушка, боясь смотреть ему прямо в глаза, так не хотелось видеть тоску в них и желание поскорее уйти.
Все синяки и кровоподтёки уже сошли, не напоминая больше ей о случившемся. Теперь болела только душа, но не из-за Перелётного — из-за Миши.
Он блуждал взглядом по комнате, потом вздохнул, посмотрел пристально на Дашу и произнёс: — Эта скотина ходит и задирает высоко нос, как будто подвиг совершил…
Даша нахмурилась, перебив: — Меня он не интересует. Как ты?
Миша некоторое время молчал, понимая, что говорит не то и не так: — Извини, Даш. Я нормально, учусь. Ты когда собираешься, ЕГЭ же сдавать?
Она кивнула: — Пойду завтра в новую школу. Меня уже приняли туда. А ты не нервничай, Перелётного скоро будут судить. И вообще — ты стал, — голос её стал тише от сильных эмоций, — другим. Тебя что-то мучает? Скажи!
Её огромные серые глаза заглянули ему в душу, и парень почувствовал себя не лучше Перелётного из-за того, что так мало приходил к ней за последние три с половиной недели. Он буквально избегал её, не знал, как себя вести. Сейчас все эти мысли пронеслись в голове, но ничего такого он не осмелился сказать этим глубоким, чистым глазам.
— Да, мучает. То, что я не смог ничего предотвратить.
Даша напряглась, сдерживая слёзы, и не смогла — в последнее время она так много плакала.
— Не это важно, — покачала головой она, — а то, как ты на это отреагировал. Ты… тебе противно теперь. Я чувствую себя грязной, использованной…
Миша резко встал и стал ходить по комнате: — Что за глупости ты говоришь… Это глупость! Перестань!
— А почему я тогда тебя совсем не вижу? Ты не рядом со мной.
Парень остановился, снова сел на стул, Даша обратила внимание, что к ней он не кинулся успокаивать.
— Ты же сама мне сказала — мы должны побыть врозь.
— А ты и не против, три недели не было, мне показалось, ты обрадовался тому, что я предложила. И знаю — почему…
Он не дал ей сказать: — Перестань, я понимаю, тебе нелегко, но мне тоже. Я не знаю, что мне делать — то ли бить морду Ване, то ли бежать к тебе.
Даша разрыдалась, закрыв бледное лицо ладонями.
— Пожалуйста, Миша, не обманывай себя. Ты не любишь меня, и поэтому тебе так тяжело. Ты чувствуешь, что обязан что-то сделать, но не понимаешь — зачем.
Он замер от её слов, пытаясь не подать вида, что удивлён — она попала в десятку, точнее не придумаешь. Какой же он всё-таки, козёл!
Миша соскочил со стула, встал перед ней на колени и обнял за талию, не боясь, что кто-то войдёт и увидит его в такой позе. Даша затихла, отняв ладони от лица, взгляд её был ужасен — мудрой взрослой женщины — совершенно не к лицу молоденькой девушке.
— Я отпускаю тебя, — драматичным шёпотом сказала она, — я поняла — мы не сможем быть вместе!
Миша тяжело вздохнул, будто взваливая на плечи непосильную ношу: — Сможем, вот увидишь.
Улыбка осветила его лицо, и Даша засомневалась в правильности своих высказываний. Она доверчиво глядела, а он понимал — не сможет он вот так её кинуть сейчас, в такой момент, когда она способна так смотреть на него после случившегося.
Он ушёл, а девушка немного успокоилась. Он пытался убедить её в своём участии, но это было сложно сделать. Даша поняла всем своим существом — он отдаляется, и это неизбежно.
Может, они расстались бы ещё до лета, но Перелётный оттолкнул их друг от друга, и ничего уже не склеишь. Пусть сколько угодно он будет чувствовать неловкость и вину, если нет любви, это вскоре перегорит.
Даша для себя
