Народ, тебя пытаются обмануть… Мы раскрыли чудовищный заговор.
Голоса:
– Освободить Дантона!
– Долой предателей. Бей окна!
В это время сквозь толпу трибунала протискивается Колло.
Колло. Дорогу, дорогу, дорогу. Декрет Конвента, декрет Конвента! (Входит в зал суда.)
Голоса в толпе:
– Это Колло д'Эрбуа!
– Кровопийца!
– Он сказал – декрет Конвента.
– Опять какая-нибудь подлость.
– Новый заговор против народа.
– Одна шайка. Хулиганы! Кровопийцы!
– А мы без хлеба сидим.
– Хлеба, хлеба, хлеба!
– Освободить Дантона!
Фукье (которому Колло передал бумагу). Декрет Конвента.
Мгновенная тишина.
Конвент постановил. Вследствие того, что в Люксембургской тюрьме обнаружен мятеж среди заключенных, вследствие того, что гражданки Люси Демулен и Луиза Дантон раздавали народу ассигнации в целях поднять восстание против правительства, вследствие того, что генерал Диллон, подкупив сторожей, сделал попытку бежать из тюрьмы и стать во главе мятежников, вследствие того, что обвиняемые по настоящему процессу принимали участие в этих преступных замыслах и неоднократно оскорбляли суд, – революционному трибуналу предписывается продолжать судоговорение без перерыва и вменяется в право лишать слова обвиняемого, буде обвиняемый не обнаружит должного уважения перед лицом закона.
Дантон. Я протестую. Мне зажимают рот, чтобы ловчее перерезать глотку. Это не суд, это убийство!
Камилл (судьям). Мерзавцы, мясники.
Герман. Я вас лишаю слова.
Камилл. Так подавись моим словом. (Швыряет скомканную рукопись в лицо Герману.)
Герман. Я объявляю высшую меру пресечения: прошу публику очистить зал.
Голоса в зале трибунала:
– Позор!
– Протестуем!
– Не уйдем!
– Требуем отмены декрета!
– Позор, позор, позор!
Солдаты очищают места для публики.
Голоса перед трибуналом:
– Граждане, что же это такое?
– Какой это суд, это убийство!
– Убейте нас, стреляйте в нас!
– Все равно подыхать!
– Освободить Дантона!
Дантон (бросается к окну, протягивает руки к толпе). Граждане, братья, защитите, нас убивают!
Взрыв голосов.
Герман. Закрыть окна, спустить занавеси.
Служитель оттаскивает Дантона, закрывает окна, спускает занавеси.
В толпе смятение, драка. Отчаянные крики. Из двери наружу валит народ, бывший в зале.
Гражданин в красном колпаке (поднявшись на фонарь). Граждане, слушайте, граждане, тише! Вы хотите знать, почему в Париже нет хлеба?
Голоса:
– О чем он говорит?
– Говорит, почему в Париже нет хлеба.
– Тише, он говорит о хлебе.
Гражданин в красном колпаке. Я спрашиваю, почему вы помираете с голоду? А только потому, что этот изменник Дантон тайно продавал хлеб англичанам.
Голоса. Врешь, Дантон не станет продавать хлеба англичанам.
Гражданин в черной шапочке (забравшись на другой фонарь). Граждане, у меня есть достоверные данные, что Дантон предатель.
Гражданин в красном колпаке. Граждане, вас едят вши. На вас, как на покойниках, истлела одежда. А вы знаете, как живет Дантон?
Гражданин в черной шапочке. Дантон купил в Севре дворец. Дантон носит шелковое белье.
Гражданин в красном колпаке. Дантон Жрет фазанов и купается в бургундском. Дантон кормит охотничьих собак белым хлебом.
Голоса. О, о, о!
Гражданин в черной шапочке. Дантон был раньше так же беден, как мы все. Дантон поехал в Бельгию и получил от герцога Орлеанского пять миллионов франков золотом.
Голоса. О, о, о!
Гражданин в красном колпаке. Правительство передало Дантону, как министру юстиции, на хранение бриллианты проклятой австриячки. Я спрашиваю: где эти сокровища?
Гражданин в черной шапочке. Бриллианты австриячки вывезены в Испанию, золото продано англичанам. Дантон богат. Дантон по шею в золоте.
Голоса. О, о, о!
Гражданин в красном колпаке. А вы знаете, граждане, как живет Робеспьер, истинный друг народа? За пять лет он не сшил себе нового сюртука. У него две рубашки – все в заплатах. Я сам видел, как одна гражданка подарила ему носовой платок. Робеспьер с негодованием швырнул носовой платок в лицо глупой женщине. Он сказал: «Я не желаю предаваться излишествам, покуда у французского народа нет хлеба, чтобы утолить голод». И такого человека Дантон хотел очернить и бросить под нож гильотины.
Гражданин в черной шапочке. Да здравствует Робеспьер! Голоса:
– Да здравствует Робеспьер!
– Да здравствует Неподкупный!
– Да здравствует друг народа!
Гражданин в красном колпаке. Смерть Дантону!
Голоса:
– Долой Дантона!
– Смерть, смерть Дантону!
Занавес
Картина одиннадцатая
Тюрьма, сводчатое помещение. В глубине окно. На койках лежат Дантон, Камилл, Лакруа, Филиппо и Геро. Посредине – стол с остатками еды. Входит сторож с фонарем.
Сторож. Иные перед смертью много едят и пьют, а иные ничего не едят и не пьют, а иные едят и пьют без всякого удовольствия, вспомнят, что наутро голова будет валяться в корзине, – и их тошнит, и в желудке останавливается пищеварение. (Смотрит в бутылки, в тарелки.) Эти все съели, все вино выпили. Нет, ведь, чертовы дети, сторожу оставить. Не все ли равно: натощак тебе голову отрубят, или ты набил живот свининой. (Освещает фонарем койки, считает пальцем.) Раз, два, три, четыре, пять.
Геро (поднимает голову). Кто это?
Сторож. Может быть, еще спрятали где-нибудь бутылку-то?
Геро. Это ты, Диоген. Ищи, голубчик, ищи.
Сторож. А куда спрятали-то?
Геро. Далеко спрятано и глубоко, а завтра запрячут навсегда.
Сторож. Ты про что это говоришь?
Геро. Про человека, Диоген, про человека.
Сторож. Глотка собачья, а я говорю про бутылку.
Геро. Мы выпили все вино до последней капли и уходим с пиршества с такой легкой головой, будто ее и нет на плечах.
Сторож. Ну, ладно, спите, чертовы дети.
Вдалеке звонят часы.
Три часа, скоро за вами придут. (Уходит, замкнув за собою дверь.)
Лакруа. Я весь съеден.
Геро. Ты не спал?
Лакруа. Здесь необыкновенное количество насекомых. Невыносимо!
Геро. С завтрашнего дня нас будут кушать насекомые другой породы.
Лакруа. Черви? Да.
В окне показывается луна, тюрьма озаряется ее светом.
Геро. Мы взошли на палубу таинственного корабля. Паруса уже распущены. Мы полетим по этим голубым волнам. Родная земля задернется туманом и уйдет навсегда. Это неизбежно и очень грустно, но что ж поделаешь. Мы все лишь на короткое время посещаем нашу прекрасную планету.
Лакруа. Я боюсь не смерти, но боли. Говорят, эта сотая секунды, когда нож гильотины перерезывает шею, – исступленно мучительна и долга, как вечность. Какое было бы счастье – достать яду.
Филиппо. Молчите, я хочу спать.
Геро. Когда я был маленьким, я часто видел сон: плыву в фантастическом корабле по лунному свету.
Филиппо. Если бы можно было избавиться от насекомых!
Лакруа. Это ужасно!
Филиппо. Республика – это просто мясная лавка! Нас устраняют, – превосходно! Но кто останется? Народ без вождей, страна без головы, – одно брюхо. Ради бога, хотя бы намек на здравый смысл в нашей казни. Мучительна бесцельность. Разве только одно, что Робеспьер протянет еще лишних два-три месяца, но
