я бы ввалил от души наглому усатому паразиту. Но сегодня мне не до него. Моя жертва отворачивается к плите, и я вижу, что вот сейчас она мечтает только об одном – сбежать. И меня это жутко заводит.
– Маришка, в пижаме не принято принимать пищу. Иди переоденься, пока твоя няня доделает тебе завтрак. Странно, что она сама не догадалась научить тебя правилам этикета, – кровожадно ухмыляюсь я, глядя в упор на зеленоглазую ведьму, старающуюся слиться с интерьером кухни.
– Макар Семенович, это совсем не обязательно. Дома можно и так, – лепечет Вера. О да, мне нравится это затравленное выражение на милом, круглом личике.
– Я тут командую, а место женщины у плиты, – говорю спокойно. Маришка послушно убегает, смешно подпрыгивая.
– Точно, у гранитной, с красивым фото на лицевой части, – шипит Вера, когда я с силой вжимаю ее в столешницу. – Если ты не отойдешь, то получишь в лоб миской со взбитой омлетной массой.
– То, что ты делаешь с моими яйцами конечно круто, – рычу, схватив ее за затылок, и борясь с летящими в глазах звездами. – Но я не люблю когда их болтают, мне больше нравится Бенедикт.
– Сейчас вернется Маришка, будьте же благоразумны. Пожалуйста, – глаза Веры сияют злостью, но голос дрожит от слез. – Господи, да что вы себе позволяете? То, что произошло ночью было просто слабостью с моей стороны, которой вы вероломно воспользовались.
– О да, детка. Скажи же я был богом в прошлую ночь? – зло хохочу я, но мне обидно, черт возьми. – Я не пользовался, а взял предложенное. Не надо строить из себя оскорбленную невинность. Или это был еще один твой шпионский финт?
– Я не шпионка, – надо же, а голос есть у этой тюфячки. Выпятила вперед подбородок. Булка в гневе, что-то новенькое. – А вы не бог. И торчите мне ночнушку.
– Прости, но я не покупаю чехлов на легкие бомбардировщики, у меня принцип, – хмыкаю я, еще теснее вжимая ее в кухонный остров. – И не прощаю баб, которые играют втемную. Как связаны мой брат и моя бывшая жена с твоим дедом? Что вы там задумали? Ты ведь знаешь, что Маришка видела мать. Боровцев не разрушит мою семью. Ну ты и сука. Девочка тебе доверяет, а ты… Идете с дедулей по трупам, ломая всех и вся, но зато к цели. Даже маленьких девочек. Все средства хороши, да?
– Сто раз говорила, я не знаю ничего. Дед сказал, что это от вас исходит угроза для нас. Для него. Попросил присматривать за Маришкой и все. И еще, я предупредила. Вы не вняли, так что без обид, – хныкает ведьма. Я даже среагировать не успеваю. Пластмассовая миска с воняющей молоком болтушкой врезается в мой лоб. Яйца стекают противными липкими струями по моей огненно-пунцовой от ярости физиономии. И кажется шипят и спекаются. О как я зол. Ярость вспыхивает салютами в глазах. От неожиданности отшатываюсь и всего на секунду выпускаю эту холеру из плена. Но ей хватает, чтобы вывернуться и в один прыжок оказаться у плиты. С ревом бросаюсь в ее сторону, но торможу увидев в лапах чертовой девки тяжелую, исходящую паром сковородку.
– Я тебя сожру, – моя угроза ее, кажется, совсем не пугает.
– У меня тоже принципы, – сдувает Вера прядь упавшую ей на глаз. Сейчас она похожа на бейсболиста, ожидающего мяч, от которого зависит его дальнейшая карьера. – Я не разговариваю с придурками в халатах, у которых ноги кривые и волосатые.
– Ты с ними только трахаешься на полу. Что, это входит в твои обязанности? Дедушка твой приказал что-то у меня выведать, чтобы потом уничтожить? И наверняка велел не стесняться в средствах. Что он хочет? Не просто же подложил под меня родную внученьку? Что он там нес, что мы с тобой парочкой можем стать. Фигушки, я не женюсь на шлюшках.
– Скот, – всхлипывает Вера и с размаху кидает в меня свое орудие. – Я сдохну, но никогда не причиню Маришке вреда. Понял ты?
– Раз, два, три, четыре, пять, – считает рефери надо мной голосом моей дочери. Открываю глаза и вижу детскую мордашку и испуганное лицо диверсантки, присланную в мой дом самим дьяволом, не иначе. – Папа, ты разлил омлет и упал. Вера тебя лечит «компрессором». Ну ни на минуточку нельзя тебя оставить, папочка. Как маленький ты, честное слово. Придется по новой готовить все. Хотя, я уже передумала, хочу просто вареных яичек. Скажу повару. Может ты тоже хочешь, па?
– Нет, солнышко, яиц я наелся, – сиплю, пытаясь сделать зверскую морду, для мерзавки няньки, прикладывающей к моему лбу кусок замерзшего мяса. Но выходит у меня, видно, плохо. Ее щека дергается только когда я шепчу, – я хочу сейчас только «Булки». Слышите Вера? За все в этой жизни надо платить.
– Вам вредно много мучного, – кривит она свой шикарный бант, и я снова мечтаю о кофе с бромом. Наверное что-то в моем мозгу она все же повредила.
– А мне можно тоже булочек? Я с шоколадом люблю, – интересуется Маришка.
– Тебе булки? Круассанов хочешь, я испеку? Точнее вместе испечем, это очень интересно. Там тесто такое особенное, долго делается, но результат отменный. Его нужно раскатывать определенным образом, а потом… – нервно улыбается Вера, пересказывая дурацкий рецепт. Вжимает в мой лоб подтаявшую глыбу, воняющую кровью. И от ее прикосновений я боюсь снова лишиться сознания.
– Я с тобой поделюсь, папочка. Булочками поделюсь. И ты быстренько перестанешь валяться на полу. И влюбишься в Веру. Слышишь? Я точно знаю.
Вера
Я сижу за столиком в детском развлекательном центре, и пытаюсь не дать по башке разошедшимся подружкам. Тоже мне, ехидны. Слава богу хоть Мойва ушла в туалет и не принимает участие в вакханалии. Долго ее нет, кстати. Не утопла ли, болезная. С ее то весом и статью вполне могла. Зря я поддалась на провокацию, и упросила Ярцева отпустить нас на празднование дня рождения Инкиных близнецов. Разрешил нам идти на праздник он неохотно, и только при условии, что нас отвезет его водитель, дождется и доставит обратно. Маришка с визгом носится по игровой зоне, уворачиваясь от сыновей Мамы-козы и абсолютно счастлива, судя по веселому смеху. Я немного расслабляюсь, наблюдая за малышкой.
– Девочка просто копия ты в
