и собирают этот разнообразный мусор в специальные мусоросборочные контейнеры на длинной палке со специальным механизмом для открывания крышки: нажмёшь на верхний рычажок, и крышка как бы сама открывается и закрывается. Таким образом, мусор обратно уж не сыплется.
Вот идёт такой собиратель мусора – довольно опрятно одетый английский негр (или, как сейчас принято говорить, афроангличанин), в левой руке у него чудо-контейнер, в правой длинная палка с острым, слегка загнутым крючком – и накалывает он на этот крючок, даже нагибаться не надо, весь этот сор и безобразие и отправляет в приоткрывающийся время от времени зев контейнера. Не работа, а загляденье. Причём, если у нас на подобных работах заняты преимущественно женщины, то у них исключительно мужчины – большей частью иммигранты. Я не стал бросать кожуру от съеденного банана на газон, а, завернув в целлофановый пакет, положил в рюкзак. Заметив это, сосед по газону, который, потребляя чипсы, забрасывал их в рот, как кочегар уголь в топку паровоза, вдруг повернулся ко мне и с очень дружелюбным видом спросил:
– Where are you from? (Откуда Вы?)
Хотел, было, ответить ему словами капитана, но вспомнил, что он англичанин и должен знать кое-что об отделившейся республике, а ныне – целой стране. (Далее наш диалог даю сразу с переводом на русский):
– Я из Латвии, – скромно ответил я.
– О-о! Сразу видно, что не здешний, – весело и непринуждённо отреагировал сосед по газону и резким движением руки забросил себе в рот очередную порцию картофельных чипсов.
Было видно, что Латвия его интересовала меньше всего. Во всяком случае, меньше, чем хрустящие чипсы. Он как бы пропустил это мимо ушей.
– Вы лишаете работы випера. Это нехорошо…
– Випер? Кто такой? – не понял я.
– Это тот, который здесь убирает. Мы все здесь, и я в том числе, – англичанин постучал себя по груди полупустым хрустящим пакетом с чипсами, – являемся работодателями. И он почти по слогам произнёс: – Если мы не будем бросать здесь мусор, виперы останутся без работы.
Я был поражён такой постановкой вопроса и никогда бы не подумал, что, оставляя за собой сор, совершаю чуть ли не благотворительный акт. Но соблазну бросить банановую кожуру на газон я так и не поддался. А британский «работодатель», доев свои чипсы, глубоко и громко икнул, оставил пустой пакет возле себя, порывшись в кармане, присоединил к нему использованные проездные билеты и произнёс назидательно, подняв перед собой указательный палец:
– Нужно и о других людях подумать!
По поводу английских газонов необходимо сказать отдельно. Это не просто газон с подстриженной травой, а гораздо более сложная, культивированная столетиями, вещь. Создавать их начали еще в XVII веке в так называемый якобинский период. Идею создания низко подстриженных лужаек приписывают Фрэнсису Бэкону – английскому философу, историку и политическому деятелю, основоположнику эмпиризма. Но лучшим его творением оказался английский газон. Недаром он писал тогда: «У лужайки есть два достоинства: во-первых, нет ничего приятнее для глаз, чем низко стриженная зелёная трава, а во-вторых, лужайка красиво оформляет сад». И с ним трудно не согласиться. На то он и философ. Мне бы до этого никогда не додуматься: не хватает бэконовского эмпиризма. Самые старые газоны в Англии – Кембриджский и Оксфордский. Им по нескольку сотен лет. Только за такой продолжительный срок газон может стать идеально ровным и свободным от различных сорняков. Из-за мягкого морского климата травы в Британии зелены круглый год. Газоны стригутся очень низко, поэтому травяной покров выглядит таким ровным и почти идеальным. Газоны разделяются на те, на которых можно лежать, сидеть и ходить. И только некоторые – для пикников. Очевидно, газон в Минстере оказался именно таким.
10.07.1993. Queenborough (продолжение)
For sale. – Ане пожить ли в старой тихой Англии? – Смоковница. – Влияние Библии. – Плоды дикой яблони и алычи. – Последствия витаминизации. – Ленивко со штурвалом. – Брошенный буксир. – Первые трофеи. – Излишество на фоне принципа разумной достаточности. – Штурвал, как произведение искусства.
На второй день мы с «дедом» совершили пешую прогулку по Куинборо. Проходя мимо домашнего ресторанчика «Прогулки с адмиралом», я предложил «деду»: «А не попить ли нам тут пивка?» На что дед с обидой посмотрел на меня и сказал одно лишь слово: «Издеваешься?» Видимо, памятуя, во сколько ему обошлось пиво в испанском порту Кастельон де ла Плана, он уже на всю жизнь потерял охоту к пивопитию в заморских странах. Забрели в жилые кварталы припортовой части, имеющей несколько заброшенный вид. Довольно много домов с табличками и вывесками «FOR SALE» и рядом «OPEN 7 days of week» («ПРОДАЁТСЯ» «ОТКРЫТО 7 дней в неделю»). Покупай – не хочу.
– Устиныч, – говорю я «деду», – может, на старости лет приобрести тебе здесь двухэтажный домик со спальней на втором этаже. И будешь ты доживать здесь среди идиллической тишины и удивительного спокойствия свои, может быть, лучшие годы.
– Да, скажешь тоже, – отозвался на это Устиныч. – А кто мне пенсию будет платить? Королева Великобритании? Я боюсь, что и в Латвии не отломится мне на безбедную старость, и придётся работать пока ноги ходют, да руки шаволятся. И дом ентот мне не поднять на мою зарплату. Что я получаю? – 1200 долларов в месяц. Кот наплакал. Адом такой тысяч на сорок фунтов стерлингов потянет. С каких шишей я куплю его? – Устиныч, – пытаюсь убедить я, – а мы поторгуемся.
– Вот ты и торгуйся, – ответил на это Устиныч.
В одном из открытых двориков мы увидели какое-то редкое дерево с вертикально стоящими на ветках конусными шишками красного и лилового цвета. «Дед» был так поражён видом этих шишек, что не избег соблазна сорвать одну из них – самую спелую и самую лиловую. Для этого мне пришлось подсадить его на ближайший сук. Всю дорогу «дед» нёс шишку, как некую драгоценность, беспрестанно любуясь ею.
– До дому, интересно, довезу? Или увянет? – гадал «дед», – хотелось бы довести, жене показать. И что за цвет такой? Что за дерево диковинное? Может, смоковница, – вдруг предположил он.
Дело в том, что на судне кто-то оставил Библию на русском языке в переводе Гедеоновых братьев, и «дед» за неимением другого чтения стал полистывать Священное Писание, где притча Христа про смоковницу почему-то более всего впечатлила его.
– Нет, точно смоковница, – всё более утверждаясь в своей версии, повторял он, любящим взором вперившись в конусное соцветие.
Когда мы подошли к причалу, где полным ходом шла перезагрузка арматурного прута с подъезжающих машин в трюм, дед по-свойски приблизился к одному из стропальщиков
