– Мне велено брать с собой Роуми и Кларса.
– Слово волков – закон. А, вон и они, тут как тут.
Ребята улыбались. Они бы пошли за мной, даже если бы я забыла об этом. Вскоре мы уже стучались в дом, где рожала Нарра. Правда, девушка открыла нам сама, и она не выглядела измученной.
– К утру, скорее всего, – сказала акушерка Лэйт. Это была высокая и худая женщина лет тридцати пяти с добрыми ореховыми глазами. Её густые русые волосы были заплетены в длинную косу, а на шее висел серебряный амулет в виде волка. Я заметила уже, что такие носят все незамужние волчицы. – Первые роды обычно долгие, хотя бывает по-разному. Нам бы сюда хоть одного мага-целителя, чтоб женщинам было спокойнее.
– Он к роженицам не ходит, – ответила Лэйт. – Считает, что не мужское это дело.
– Даже если очень нужно?
– Даже в сложных случаях я справляюсь сама – материна награда. Все знания бесценные от неё. Гурфик даёт травы да зелья… – Она чуть нахмурилась. – И этого вполне достаточно. К тому же у волков не принято супругам оставлять жену в одиночестве. Так что вчетвером мы вполне неплохо справляемся.
– Отлично. Пойдём, посмотришь, что у меня есть.
– Вот у меня, например, усики были над верхней губой, – рассказывала Жилль. – Уж как я переживала по этому поводу, как плакала! А потом однажды грязью помазала – со злости, кстати – и все волоски отвалились.
– Я давно уже хотела эту грязь попробовать, – отозвалась Лэйт. – Хотя мне вроде как не для кого прихорашиваться.
Я знала, что зальмы живут не меньше ста пятидесяти лет, а это означало, что женщина ещё вполне могла создать семью. Тем более что Лэйт была статна и грациозна, а уж улыбалась – теплом веяло и светом.
– Придёт время – найдёшь своего волка. Вот тогда и порадуешь его гладкой и нежной кожей. Ну, а нам с Нуалой прямо сейчас нужно хорошеть. Да, милая?
Я рассмеялась в ответ. Глубокую печаль приходилось тщательно скрывать, и, как бы я ни была занята, а жила лишь ожиданием. Да и лето едва держалось за распаренную землю. Ещё немного – и покинет горы, попрощается на долгие несколько месяцев. Как я буду согреваться в одиночестве, если мужчины задержатся?
Когда мы добрались до небольшого тёмного озера, Жилль сказала парням подождать за деревьями. Мы не собирались купаться, только испробовать чудесное средство. А для этого нужно было оголить ноги.
– Ого, какая густая, – сказала Лэйт, когда Жилль подала ей мисочку с серой грязью. – И что, прямо всё отвалится, и действительно помолодеем?
– Это ты правильное слово подобрала, – рассмеялась Жилль. – Сейчас сами увидите.
Вскоре я пораженно гладила собственную ногу, с кожей, похожей на младенческую. У меня почти не росли на теле волосы, да и были они едва заметны, но грязь превратила икры в нежнейшее, гладкое и сияющее великолепие.
– Ага, – усмехнулась Жилль. – Видите? То-то же. Ещё не верили.
– Теперь мне точно нужно искать мужа, – рассмеялась Лэйт. – И я знаю, чем буду соблазнять его. Не только прогулками по дивным местам и тёплыми поцелуями, но и этими вот чудесными ножками.
– А разве можно ноги до свадьбы показывать? – улыбнулась я.
– Случайно всё можно. Я вот, влюбившись в Матти, случайно на него упала, – хитро сощурилась Жилль. – Он, правда, сразу предупредил меня, что они с побратимом неразлей вода. А я и не против была. Меж двух волков спать приятней, это тебе всякая скажет.
Я вздохнула. Ещё полгода назад ни за что бы не поверила, что буду тосковать по супругам одинаково сильно. Правда, Ульфа я не любила. Да, он был мне дорог, и я желала его, но того прочного, глубинного чувства, что появилось к Йану, покамест не было.
Мы набрали грязи впрок, а по дороге задержались на склонах, собирая огромные пахучие букеты из светлячковых цветов. Кларс и Роуми всё пытались помочь Лэйт, но та отмахивалась – букетом, и все трое смеялись. Я не могла сдержать улыбки. Вдруг решат да поженятся? Из них бы вышла замечательная семья.
– Это его твои волосы пленили, – вдруг улыбнулась Жилль. – И ещё запах. Волки те ещё нюхачи.
– Что? – удивлённо отозвалась я.
– Судя по взгляду, ты о мужьях думаешь. А, точнее, о Йане. О том, почему он выбрал тебя. И о том, почему он, не признавая любовь, ведёт себя так, будто любит тебя.
– Как ты поняла это?
Она пожала плечами.
– Скорее почувствовала. Я понимаю тебя и разделяю твои чувства, но, не сочти за грубость, если спрошу: ты только младшего любишь?
– Не уверена... – покраснела я. – Я дорожу Ульфом, и чувствую, что нравлюсь ему, но любви пока нет.
– Ты ждёшь, что они признаются в своих чувствах? – спросила Жилль.
Роуми, Кларс и Лэйт шли позади, и я могла говорить со старшей подругой без опаски. Теперь-то я чувствовала, что могу доверить ей почти любые мысли.
– Я хотела бы этого. То есть – хотела раньше. Но сейчас понимаю, что вовсе не слова главное.
– Да. Я вот до сих пор всё жду от Матти этих самых слов, – усмехнулась женщина. – Но, слава предкам-хранителям, догадалась не настаивать на признании. Слова действительно не главное, когда есть поступки, близость тел и верность чувств. Воины не привыкли сочинять оды в честь своих избранниц. Они сразятся за свой дом и за свою семью, любого обидчика на куски порвут, а что стих не прочитают, не споют у окна, подобно вардарским ухажёрам – не беда.
– Согласна. Я теперь знаю, что главное – это чтобы они были здоровы и счастливы.
– Чтобы вы были счастливы вместе, – поправила женщина. – И чтобы стая наша укрепилась прекрасными юными волчатами.
– А почему у вас с Матти нет детей?
Женщина вздохнула, и стало ясно, что я выбрала неудачный вопрос.
– Ребёнок был, – сказала Жилль ровным голосом. – Десять лет уже прошло, как похоронили.
– Прости, пожалуйста... Я не знала.
– Да не за что извиняться. Откуда ты могла об этом узнать? Единственное, от чего воины не могут защитить нас – это болезни, приходящие вместе с тёмной магией.
– Как та, от которой погибла Такэйл?
– Да. Нашему волчонку было всего шесть месяцев, когда с тёмных скал пришла эта зараза. А младенцы всегда наиболее открыты для магии… Мы не смогли спасти его, хотя Гурфик пытался. – Она посмотрела в сторону гор и тихо вздохнула. – А потом умер в битве с саблезубами Айон, и мы с Матти больше не думали о детях.
– Боитесь? – спросила я шёпотом.
– И это тоже. Я едва успела привыкнуть к маленькому, к его теплу и особому запаху. Я держала его на руках, пока не затих. Он не сильно мучился, просто ушёл, но лучше бы я тогда умерла.
– Прости! – поспешила обнять её я. – Прости, я не хотела тревожить твою память… И я понимаю, как это больно. Хотя бы отчасти. Хотя бы потому, что мои младшие братья тоже умирали у меня на глазах…
