Ознакомительная версия. Доступно 56 страниц из 277
Время от времени они поглядывали на него и пронзительно посмеивались.
– Надо идти, мне пора, – по-бенгальски забормотал Дипанкар себе под нос, вставая.
– Нет-нет! – остановили его садху на хинди.
– Да. Мне пора. Ом намах Шивайя[57], – поспешно добавил он.
– Протяни-ка правую руку, – приказал ему один из садху.
Дипанкар, дрожа всем телом, повиновался.
Садху мазнул ему лоб пеплом и вложил щепотку пепла ему в ладонь.
– Съешь, – велел он.
Дипанкар отпрянул.
– Съешь, говорю. Чего моргаешь? Будь я тантрист, дал бы тебе мертвечины. Или чего похуже.
Остальные садху захихикали.
– Ешь! – приказал первый, убедительно глядя в глаза Дипанкару. – Это прасад – милостивый дар – самого Шивы. Его вибхути[58].
Дипанкар проглотил мерзкий порошок и скривился. Садху сочли это очень смешным и опять захихикали.
Один из них спросил Дипанкара:
– Если б дождь шел двенадцать месяцев в году, оставались бы русла рек и ручьев сухими?
Другой подхватил:
– Если б существовала лестница, ведущая на небо, остались бы люди на земле?
– Если б из Гокула в Дварку можно было позвонить по телефону, – спросил третий, – тревожилась бы Радха за Кришну?
Тут они все захохотали. Дипанкар не знал, что сказать.
Четвертый спросил:
– Если Ганга все еще течет из пучка волос Шивы, что мы все делаем в Брахмпуре?
Этот вопрос заставил их забыть о Дипанкаре, и он тихонько выбрался из акхары, сбитый с толку и встревоженный.
«Быть может, мне следует искать не Ответ, а Вопрос?» – гадал он.
А снаружи все шло своим чередом. Толпы паломников двигались в сторону Ганги или от нее, из репродукторов неслись объявления о том, где потерявшиеся ждут родственников или друзей, бхаджаны и крики перемежались громким свистом поездов, непрерывно прибывающих на вокзал Пул Мелы, а луна поднялась в небо всего на несколько градусов.
11.14
– Что такого особенного в Ганга-Дуссере? – спросил Пран, когда все шли по пескам к понтонному мосту.
Старая госпожа Тандон повернулась к госпоже Капур:
– Он в самом деле не знает?
– Я ему точно рассказывала, – ответил госпожа Капур, – но из-за этой «ангрезийят», любви ко всему английскому, у него в голове ничего не держится.
– Даже Бхаскар знает, – заметила госпожа Тандон.
– Это потому, что ты ему рассказываешь.
– И потому, что он слушает, – важно добавила госпожа Тандон. – Нынешние дети таким не интересуются.
– Так меня кто-нибудь просветит? – с улыбкой спросил Пран. – Или это очередной пример чепухи на постном масле, выдаваемой за науку?
– Какие слова! – обиделась его мать. – Вина, не спеши ты так!
Вина и Кедарнат остановились и подождали остальных.
– Великий день, когда Джахну выпустил Гангу из своего уха и она упала на землю, назвали Ганга-Дуссерой. С тех пор его празднуют каждый год.
– Но все говорят, что Ганга течет из волос Шивы! – возразил Пран.
– То было раньше, – пояснила старая госпожа Тандон. – А потом она затопила священные земли Джахну, и он в гневе выпил ее воды. В конце концов он выпустил ее из своего уха, и она спустилась на землю. Вот почему Гангу называют Джахнави – дочкой Джахну. – Госпожа Тандон улыбнулась, представив себе и гнев мудреца, и счастливый исход тех событий. – А три или четыре дня спустя, – сияя, продолжала она, – в ночь полнолуния месяца джетха другой мудрец, покинувший свой ашрам, пересек Гангу по пипал-пулу – мосту из листьев священного фикуса. Вот почему это самый важный, самый священный и благоприятный день для омовений.
Госпожа Капур не согласилась. Каждому известно, что легенда о Пул Меле – чистой воды вымысел. Разве в Пуранах, Эпосе или Ведах упоминается эта история?
– Нет, но все знают, что так оно и было, – ответила госпожа Тандон.
Они подошли к кишащему людьми понтонному мосту. Народу здесь собралось столько, что движение почти остановилось.
– И где же об этом написано? – упорствовала госпожа Капур. Она немного запыхалась, но говорила с большим чувством. – Откуда мы знаем, что это правда? Лично я не верю. И никогда не полезу в толпы суеверных, желающих совершить омовение в Джетх-Пурниму – ночь полнолуния. Считаю, что это может принести только несчастье.
У госпожи Капур было очень твердое мнение насчет религиозных праздников. Она не верила даже в Ракхи, полагая, что единственный праздник, по-настоящему прославляющий священные родственные узы между братьями и сестрами, это Бхай-Дудж.
Старая госпожа Тандон не захотела ссориться со своей самдхиной, тем более на глазах остальных родственников – и тем более когда они пересекали Гангу, – и потому смолчала.
11.15
На северном берегу Ганги, по другую сторону понтонных мостов толпы были поменьше, да и палаток стояло не так много. Идти зачастую приходилось по рыхлому песку. С очередным порывом ветра песок полетел прямо на паломников, с трудом пробирающихся на запад, к платформе Рамджапа-бабы́.
Пятеро были лишь малой частью длинной процессии путников, двигающихся в том же направлении. Вина и остальные женщины прикрывали лица свободными краями сари, Пран и Кедарнат – носовыми платками. К счастью, астма Прана пока не давала о себе знать, хотя хуже условий для астматика нельзя было и придумать. Наконец длинная тропа привела компанию к тому месту, где ярдах в пятидесяти от берега реки возвышалась на деревянных и бамбуковых опорах крытая тростником, украшенная листьями и гирляндами из бархатцев и окруженная многотысячной ордой паломников платформа Рамджапа-бабы́. Здесь святой жил и во время фестиваля, и после него, когда платформа превращалась в остров. Целыми днями он только и делал, что твердил имя Господа: «Рама, Рама, Рама, Рама» – почти непрерывно в часы бодрствования и иногда даже во сне (чем и заслужил свое прозвище).
Аскеза и то, что люди принимали за добродетельность, помогли Рамджапу-бабé обрести всенародную славу и могущество. Паломники с сияющими глазами преодолевали многие мили по пескам ради того, чтобы хоть мельком его увидеть. Вот уже тридцать лет подряд с июля по сентябрь, когда Ганга плескалась под опорами платформы, они приплывали к нему на лодках. Рамджап-бабá приезжал в Брахмпур к началу Пул Мелы, затем ждал, пока воды сомкнутся вокруг его дома, а четыре месяца спустя, когда Ганга возвращалась в свое русло, уезжал. Таков был его квадриместер, или чатурмас, хотя, строго говоря, он не совпадал с четырьмя месяцами сна богов.
Что люди в нем видели и что от него получали – трудно сказать. Порой он с ними разговаривал, порой нет, порой благословлял их, порой нет. Этот иссохший, согбенный, худой как палка человек с морщинистой кожей, выдубленной до черноты солнцем и ветром, сидел на корточках на дощатом настиле своей платформы: колени у самых ушей, вытянутая голова едва виднелась за
Ознакомительная версия. Доступно 56 страниц из 277
