том, что я сразу теряю всё свое красноречие.
Да и зачем я пришла вообще? Я даже сама себе не могу ответить на этот вопрос.
Между тем, он поднимает брови вверх, явно не понимая, что происходит.
– Матвей, – тихо начинаю я. Боже, как мне нравится, как звучит его имя. Я столько времени запрещала себе его произносить, что сейчас едва ли не начинаю плакать от облегчения.
– Да, Лиза?
– Юля рассказала мне, – я опускаю глаза.
А мне-то казалось, что я изменилась. Я думала, что стала такой роковой, уверенной стервой. Но вот незадача: как только я оказываюсь наедине с ним, настоящая, слова снова путаются в голове и на языке, а ладони становятся влажными и холодными.
– Я поздравляю тебя с прозрением, – усмехается он, отворачиваясь обратно к машине.
– Матвей! – удивленно вскрикиваю я.
– Да, Лиза? – он все так же не поворачивается.
– Поговори со мной! Пожалуйста…
Он с видимым неудовольствие отрывается от работы, и поворачивается ко мне, облокачиваясь на капот, и складывая руки на груди.
– Внимательно.
Еще немного и все мои добрые чувства к нему опять умрут.
– Я ведь правда стараюсь…
– Я тоже старался, Лиз, похоже, это работает не так.
– Слушай, я ведь…
– Вали, Лиз. – грубо обрывает он. – Ничего путного из «нас» не выйдет. У тебя своя дорога, у меня –своя.
Он отворачивается с каменным лицом и я только сейчас понимаю, что на самом деле сделала ему очень больно.
Но откуда мне было знать?! Я же не долбанный экстрасенс, чтобы определять его чувства, тогда как он ничего ровным счетом мне не говорит! Ну были пару моментов, да, но при этом я никогда не чувствовала, что он действительно что-то чувствует ко мне. Ну хотя бы что-то!
Руки сами собой сжимаются в кулаки, но гордость не позволяет мне разговаривать с его спиной, склонившейся над автомобильным двигателем. Поэтому, глотая слезы обиды, я резко разворачиваюсь на пятках и шагаю по пыльной дороге, – не оборачиваясь, но надеясь, что мне вслед всё-таки раздастся оклик «Лиз!».
Конечно, ничего такого не происходит. Матвей – это Матвей. Я таких не встречала. Вообще не уверена, что свет вынес бы двух таких личностей. Он один такой, и я рискую больше никогда ничего подобного не встретить.
И в этот момент, когда я думаю, что сделала все, что могла, а моя гордость торжествует, осознаю, что на самом деле сделала не все. Я изменилась. Как ни крути, я стала другой. Но эту личность я не задействовала, притворяясь перед ним той, кем была когда-то.
Остается один, малюсенький шанс.
А после него все.
Не сработает, и я больше никогда в жизни не вернусь к вопросу Матвея Победоносцева.
«Свалю», как он и просил.
Резко разворачиваюсь и бегу обратно к его дому.
Скрип калитки, шорох травы под моими ногами, мускулистая спина перед глазами.
– Матвей! – совершенно другим голосом кричу я.
Он разворачивается в недоумении, с гаечным ключом в руках, ошалело смотря мне в глаза сверху вниз.
– Что ты здесь…
– Заткнись и слушай!
Брови Матвея оказываются где-то в районе макушки.
– Я знаю, что делала тебе очень, очень больно. Поверь, ты отвечал мне тем же. Может быть не осознавал этого до конца, – повышаю голос, видя, что он пытается меня перебить, – но делал. Многое за это лето я сделала на зло тебе, чтобы ты, мать твою, обратил на меня внимание! Да, сначала я посчитала тебя просто мальчишкой в рваных тряпках, но потом, стоило тебе заговорить со мной, моё отношение изменилось! Ты не видел листов моего дневника, исписанного твоим именем! Твоим, Матвей!
Он хмурится, но стоит, внимательно меня слушая, и это придает мне уверенности, дает надежду.
– Твоё клеймо «друзья» на наших отношениях ранило меня так сильно, как ничто в этой жизни. Я как дурочка была в тебя влюблена, а ты просто…
– А я открывал тебе себя, впускал в свою жизнь! – столько горечи и боли в его словах, что я сама приближаюсь к нему вплотную, провожу ладонью по предплечью, боюсь, что он меня оттолкнет, но этого не происходит.
– Я не хочу больше, чтобы мы с тобой путешествовали по прошлому, бесконечно перетирая обиды, которые нанесли друг другу. Я хочу быть с тобой сейчас, завтра, через год, но я не могу заставить тебя. Помнишь ты просил меня не давать обещания, когда я счастлива? Ну так вот, сейчас я несчастна, Матвей! Но могу пообещать, что никогда тебя не оставлю и не сделаю больно!
– Лиза, господи… – обреченно выдыхает он, закатывая глаза. – Ты столько дерьма сделали друг другу, чего ты хочешь от меня?
Я поднимаю глаза, и кажется, теперь мы видим друг друга насквозь.
– Любви, – просто отвечаю я, – хочу любить тебя и быть любимой тобой. Не больше, ни меньше.
– Ты хоть представляешь…– он опять закатывает глаза, а я пользуюсь моментом, и хватаю его за шею, притягивая к себе.
– Представляю.
И я целую его. Сама, первая. Наплевав на правила приличия и этикета. Я даже не жду, что он мне ответит, зная Матвея уже очень хорошо.
Но постепенно, он сдается, наклоняя голову ниже, начиная неуверенно гладить меня по волосам и спине, отвечая на поцелуй.
А потом… Потом нас обоих поглощает химия, от которой у обоих напрочь сносит голову, и не остается никаких аргументов «против».
Эпилог. 2007
– Помаши ручкой тете Лизе!
Юлька на экране ноутбука немного рябит, но лучше такая видео связь, чем никакой. Плюс ко всему моя крестница, по счастливо стечению обстоятельств тоже Лиза, растет слишком быстро.
– Я скучаю по ней! – мурчу я, начиная непроизвольно сюсюкать.
– Еще немного, и я подумаю, что по твоей тезке ты скучаешь больше, чем по мне, – с притворной ревностью заявляет Юля.
– Нет-нет, – заверяю я, – без тебя и Леши это чудо просто бы не появилось, поэтому не говори глупостей.
– Ладно, уговорила, – смеется подруга.
Она почти не изменилась за минувшие три года. Только волосы стали длиннее. С Лешкой у них, кажется, все стало только лучше после рождения дочери. Это событие их сблизило еще больше.
– Давай там, меньше учись и больше занимайся личной жизнью! Лизке подружка нужна! – наставляет Юлька напоследок. – И не забывай про Россию, твой дом здесь, и мы тебя страшно любим!
– И я вас, дорогие! До встречи!
Отключаюсь, испытывая легкую грусть на сердце.
Я не жалею, что уехала учиться в Лондон. Но по родине все равно скучаю.
И по нашему лету, которое мы с Юлей провели вместе. Она
