К её немалой радости, Федот послушно проглатывал лекарство, при этом забавно работая челюстями, словно пережёвывая его.
– Вот так! – улыбнулась Света, когда шприц опустел. – Умница!
Она ссадила недовольно облизывающегося зверька обратно на измятое одеяло и потянулась к телефону.
– Через час будем кушать, – сказала она, засекая таймер. – Я без тебя завтракать не буду, я тебя подожду.
Федот рассеянно огляделся по сторонам и вновь улёгся, обхватив себя хвостом. После вчерашней поездки в ветлечебницу он стал ещё более вялым и отстранённым. Казалось, будто он понял всё то, о чём говорила врач, и сам убедился в тяжести постигшего его недуга.
– А после еды у нас будут ещё процедуры, – тихо добавила Света. – Да, нам с тобой нельзя лечение пропускать…
Её голос дрогнул, а на глазах сами собой выступили слёзы. Она подняла ноги на кровать и села перед котёнком на колени.
– Федечка… Ты только поправляйся скорее. А то я… а то я очень переживаю…
Федот, не поднимая головы, грустно посмотрел на хозяйку – и та спешно прикрыла ладонью задрожавшие губы. Она не могла, не хотела мириться с мыслью, что он может покинуть её так скоро. После того, как он самым необыкновенным образом изменил всю её жизнь. После того, как доказал ей, что её душа хоть и прозябала столько лет в глухом бесчувствии, но отнюдь не очерствела. После того, как заставил поверить её в то, что и он вправду был ниспослан ей откуда-то свыше.
…И всё же те, кто нам дорог, когда-нибудь уходят. Порой – слишком уж преждевременно. И вчерашняя исповедь некогда в одночасье осиротевшей женщины была тому, к сожалению, неоспоримым подтверждением. Неужели истекло то время, которое Федоту суждено было разделить с проявившим к нему милосердие человеком?
– Хороший мой… – шептала Света, чувствуя, как по её щеке пролегла очередная мокрая дорожка. – Не уходи от меня, пожалуйста. Не бросай меня одну… Я не смогу без тебя. Я всё для тебя сделаю… Я…
Она всхлипнула, давясь собственным сбивчивым дыханием.
– Я тебя люблю…
Эти слова, точно острый клинок, размашисто взрезали мутную пелену где-то в самой недосягаемой глубине её существа – и наружу тотчас хлынуло что-то жаркое, стремительное, безудержное. То, что все эти долгие годы было надёжно спрятано даже от её собственного разумения. А теперь, под звуки тихого, горестного плача, оно рвалось на свободу, оставляя после себя слабую, щемящую боль и в то же время чувство удивительного, ни с чем не сравнимого успокоения.
– Я тебя люблю! – снова и снова повторяла Света, и слёзы ручьём текли по её веснушчатому лицу. – Я тебя люблю, маленький мой!
Она впервые в жизни признавалась в любви. Впервые произносила вслух те самые слова, которые из её уст не слышала ни единая живая душа. Ни её родители, давным-давно ставшие друг для друга чужими. Ни тот, кто, совершенно того не заслуживая, пробудил в ней первые настоящие чувства. Ни тот, с кем она чуть не связала себя узами постылого брака.
– Я тебя люблю, Федечка! Я очень тебя люблю!..
Котёнок, наблюдавший за плачущей девушкой из-под полуприкрытых век, вдруг встал, подошёл к ней поближе и опять лёг. Лёг так, чтобы его спина слегка касалась её коленки – обнажённой и влажной от накрапывавших откуда-то сверху горячих солёных капель.
Часть II. Расправленные крылья
Зачем мы будоражим разум свой?
Зачем мечтать нам позволяет небо?
Зачем стремимся в облачную небыль
И спорим с несговорчивой судьбой?
Зачем нам эта ноша на плечах?
Ведь всё, что нам так яростно желанно,
От века стерегут – сверх меры справно –
Неверие, безволие и страх.
Мы все порою грезим о тиши,
Уделе мирном под стенами рая –
Хоть втайне всё же ясно понимая
Призвание любой живой души.
Суть жизни – непреложна и проста:
Покоен камень, холодимый ветром;
А преданный извечнейшим заветам
Росток, коль жив, влечётся к небесам.
А что же мы? Мы вправе выбирать;
Мы можем жить покойно, беззаботно,
Угаснуть тихо в забытьи дремотном
И света дальних звёзд не замечать.
…А можем, взбудоражив разум свой,
Всё вновь мечтать, бросая вызов небу.
Чтоб, встретив ту заоблачную небыль,
На миг единый – обрести покой.
Глава 11. Другая
– …Да это просто ужас какой-то! – возмущалась Анжела, молодая суматошная мамашка, не так давно вышедшая из декрета. – Я тоже после родов что только ни пробовала – ну никак похудеть не могу. Причём раньше всё нормально было, ела сколько влезет и вообще не полнела. А теперь просто капец!
Света примерилась взглядом к очередному пирожному, соблазнительно выглядывающему из-под разорванной упаковки, – и в который раз ощутила хоть и слабое, но вполне различимое замешательство.
– Ну а что ты хотела? – небрежно бросила Нина, высокая, худощавая, обладавшая необычайно стервозным характером дама. – Это природа. У тебя организм огромный стресс перенёс. А с гормонами какая свистопляска творилась? Так что если ты до беременности стройная была, это ещё ничего не значит.
Разглядывая лакомство, так и манившее её своей совершеннейшей доступностью, Света едва заметно нахмурилась. Подобные чудачества её совести, повторяющиеся вот уже некоторое время, стали для неё открытием в немалой степени удивительным. Ведь её давным-давно не тяготил ни один маломальский запрет, и она могла делать всё что угодно. В том числе – есть столько сладкого, сколько захочется, не опасаясь больше колких маминых замечаний насчёт своей «расплывающейся» фигуры. И уж тем более не переживая о том, сумеет ли она к определённому сроку втиснуться в уже купленное свадебное платье.
– Да не заморачивайся ты так! – махнула ладонью круглолицая Алёна. – Ну набрала немного, что ж поделаешь? Почти у всех так. Что, боишься, мужик твой от тебя сбежит? Да куда он теперь с подводной лодки денется! – Она хихикнула, но смешок получился дёргано-нервным. – Главное, не накручивай себя из-за этого…
Тем не менее каждый раз, когда Света протягивала руку к печенью, шоколаду или какой-нибудь другой вкуснятине, её вновь начинало изводить это донельзя гадкое чувство неправильности. И дело было не в том, что ей становилось всё труднее влезать в свои теперешние джинсы: тут-то как раз можно было утешить себя предстоящей покупкой новых, с начёсом – ну и заодно на размер больше. Нет, за всем этим крылось что-то другое, что-то более сложное и заковыристое. Но копаться в своих мыслях и переживаниях на этот счёт Свете абсолютно не хотелось. По крайней мере – пока.
