В целом же Костя пока не решил, нравится ему его первый знакомый или нет. Тимур раздражал тем, что довольно категоричный и на мнение Кости ему плевать с колокольни. А еще подбешивало оторванное от реальности выражение его лица – меланхоличное и грустное, с насмешкой, как у всезнающего вампира.
Однако Тимур предложил половину молока – Костя выпил, и леденцов – он отказался: по крайней мере Тимур не единоличник. Ботинки отдал, а сам ходил в мокрых тапках…
Тимур выглядел умным и чрезвычайно сдержанным человеком, а то, как он принял потерю памяти Кости – попросил пару минут на «подумать», беззвучно их отсидел – и потом как ни в чем не бывало продолжил быстро действовать, – Костю очень впечатлило.
Сейчас Тимур уверенно куда-то их вел – и, видимо, понимал, что делать дальше. Но при этом он молчал как партизан.
На все вопросы Тимур либо отвечал, что времени нет, – либо приподнимал-поджимал правый уголок рта. И Костя нутром чувствовал, что Тимур никогда не скажет ему всей правды: это просто не в его характере.
Но и врать – тоже не станет.
Возможно, это чувство – из прошлого?.. Ведь по факту Костя ничего о нем не знал.
Было еще кое-что – и это очередная причина, почему Костя за ним последовал.
Тимура от прочих людей отличала ярко-синяя оболочка: руки, туловище, ноги, щеки и затылок – она покрывала все его тело. Шириной примерно два сантиметра, она свободно проникала сквозь одежду там, где та плотно прилегала к коже. Покрытый этой сферой, Тимур переливался при ходьбе, словно освещенный синим диско-шаром…
Вначале Костя подумал, что Тимур намазал лицо индиговой краской. Потом решил, что у него самого помрачнение или беда с глазами, долго их тер.
Но морок не проходил. И ладно, если бы так выглядели все люди, – но Тимур такой единственный.
Костя не стал об этом расспрашивать – не хотел нарваться на приподнятый уголок рта или усмешку. К тому же он не знал, как об этом спросить таким образом, чтобы о нем не подумали, будто он сбрендил.
В том, что это галлюцинация, Костя убедился сам: успел потрогать оболочку, когда Тимур передавал ему бутылку молока. Пальцы проходили сквозь нее, не оставляя на поверхности даже всполохов. Казалось, что слой воздуха вокруг Тимура просто поменял цвет.
Никто, кроме Кости, этого не видел – никто не оглядывался, не подходил, не восклицал.
Что за чертовщина с ним происходит?..
Тимур тем временем не замечал косых взглядов Кости. У него сложилось стойкое ощущение, что за ними следили еще от отеля – тот жилистый смуглый посыльный, который стоял напротив администратора.
Надо было видеть, как грохнулись челюсти консьержа, швейцара и остальных, когда они смотрели, как Костя и Тимур – совершенно здоровые, грызущие леденцы – вприпрыжку спускались с лестницы. Люди ошарашенно провожали ребят глазами до самого выхода – будто они были приведениями или ожившими мертвецами.
Тимур предполагал, что их привезли сюда в коматозном виде в инвалидных колясках, – и навешали персоналу столько лапши про безнадежное состояние двух пареньков, что хватило бы на весь Китай.
Узрели чудо.
Сейчас же – значительно отбежав от отеля, с десяток раз обменяв одну улочку на другую – Тимур не наблюдал позади никакой слежки. Но он продолжал на всякий случай оглядываться.
Возможно, стоило заскочить в автобус и для надежности покататься по городу – но вот как раз с городом и возникла проблема.
Тимур примерно разобрался, где они находятся.
Они не в России – а судя по надписям на витринах, бутылке молока (Milch), названиям улиц и говору прохожих – в Германии или Австрии.
Тимур с самого начала подозревал, что они за границей, – еще когда услышал передачу по ТВ на иностранном. Но уж очень не хотел в это верить.
Открытие капитально меняло все планы.
О том, чтобы зашкериться, – уже не могло быть и речи. Тимур не знал немецкого и едва-едва изъяснялся на английском. Костя же был круглым троечником – на него в этом деле полагаться не стоило. Он на русском-то с трудом говорил…
И закономерно возникал вопрос: как без знания языка спрятаться в чужой стране от убийц с большими связями?
Да никак!
Они без документов: официально не смогли бы нигде остановиться. Можно вернуться и забрать поддельные паспорта из номера отеля – но ведь поздно. А вдруг остальные преступники уже там? Вдобавок по фальшивым бумажкам их бы легко вычислили как раз те самые убийцы.
В какую сторону идти – Тимур не имел ни малейшего понятия. Он просто уверенно топал, куда глаза глядят.
Даже денег, как оказалось, он схватил мало: в Европе все втридорога. Следовало присвоить хотя бы целую пачку…
Жизни грош цена – без наглости и дерзости взять от жизни все…
Куда идти? Что делать дальше? – эти вопросы мучили Тимура всю дорогу, пока Костя истязался Гутенбергом.
Возможно, Томас Зензё очнулся – или приехали другие убийцы? Тогда они уже сделали свой ход.
А если они прямо сейчас гонятся им вслед?..
Подобные мысли заставляли Тимура оглядываться почаще.
Потом – неизвестно, сколько еще Тимур мог удерживать Костю вблизи себя. Он думал, что заинтриговал его молчанием и командирским пафосом, – но и того, и другого хватило бы ненадолго.
Время поджимало.
В итоге Тимур заключил, что их обязательно поймают: либо полиция, либо убийцы. В таком случае, решил Тимур, надо рискнуть – и самим направиться в местное УВД. Все-таки они не в России.
Западной полиции Тимур доверял несравненно больше, чем русской…
К тому же неплохо было бы переложить ответственность за происходящее на чужие плечи.
Тимур очень устал.
После принятия решения о пункте назначения Тимур несколько успокоился и расслабился.
Цель простая – найти полицейского. А Райнсбургштрассе вела прямо, сворачивать некуда.
Тимур по-новому оглядел здания, машины и редких прохожих – и даже рассмеялся.
– Ты чего? – нагнав его, спросил Костя. – Или опять не ответишь?..
Тимур скептически посмотрел на него и усмехнулся. Затем сжалился.
– Знаешь, как проходил один день нашей жизни? – спросил он, продолжая идти. – Очень однообразно. Сказки – сказками, а будни – буднями…
Мы просыпались, учились, потом встречались у «Родничка» – и кое-как перебивались до позднего вечера. Там я учился или читал, а ты уезжал к себе смотреть свои дурацкие фильмы.
Мы были как две маленькие рыбки, мечтающие об океане, в аквариуме с мутным толстым стеклом… Мы оба хотели на волю, на свободу!
После окончания школы я собирался начать путешествовать. Путешествуй, ипохондрик, чтобы исцелиться от своей ипохондрии…
