— Состояние профессора ужаснуло Габриэлу, но онапостаралась собрать все свое мужество и заговорила с ним преувеличенно бодрымтоном.
— Мне сказали, что вы сегодня плохо себя вели, —промолвила она, садясь на знакомый желтый стул в изголовье его кровати. —Говорят, вы все время щиплете молоденьких сиделок за… мягкие места и не даетепрохода медсестрам. Я от вас этого не ожидала, профессор, я считала васвоспитанным человеком…
Его глаза немного оживились, а потом взгляд профессора сновастал напряженным и мрачным. Но мистер Томас попыток приподнять руку и погрозитьей пальцем больше не делал. Аппарат искусственного дыхания не позволялпрофессору издавать никаких звуков. Габриэла вдруг осознала, насколькобеспомощен сейчас этот человек и как близко он подошел к самому последнемупределу. Впрочем, она тут же сказала себе, что, несмотря на свой утомленныйвид, профессор выглядит чуть менее бледным, чем раньше, В глубине души она понимала,что обманывает себя и что шафранно-желтый оттенок, появившийся на пальцах и наскулах профессора, не имеет никакого отношения к румянцу, который, случается,играет на щеках выздоравливающих.
Зная, что профессор слышит и понимает все, что она говорит,Габриэла принялась рассказывать ему о том, как они заживут, когда он вернется впансион.
— Все будет замечательно. Я снова начну писать, —говорила она, — а вы будете разносить меня в пух и прах за пристрастие ктаким словам, как «прелестный», «чудесный» и «очаровательный»… — Тут Габриэлаулыбнулась. Она начинала свой монолог с некоторой принужденностью, но теперьразошлась настолько, что сама почти поверила в то, что говорит. Она дажерискнула — в шутку, конечно, — посетовать на то, что профессор уже давноне приглашал ее ни в какой ресторан, как это часто бывало в начале ихзнакомства.
— То, что в моей жизни появился Стив, — сказалаона, — вовсе не означает, что мы с вами не можем никуда выходить. Стивнисколько к вам не ревнует, хотя на его месте я была бы поосторожней — такойкавалер, как вы, способен отбить девчонку у самого красивого мужчины.
Тут она лукаво улыбнулась профессору и наклонилась, чтобыпоцеловать его, но тот только закрыл глаза и сделал слабое движение, будтохотел отвернуться. В его мозгу, казалось, — кипела какая-то битва, которуюон проигрывал только потому, что язык больше ему не повиновался. Габриэла немогла его понять, как ни старалась. Поэтому она стала дальше рассказыватьпрофессору про Стива.
Профессор снова открыл глаза и впился в нее умоляющимвзглядом. Габриэла ничего не могла поделать. Какая бы мысль ни терзалапрофессора, он оказался бессилен передать ее без помощи языка.
Габриэла сидела с ним до самого вечера. Сначала она хотелавернуться в пансион, но, позвонив туда и переговорив со Стивом, решилаостаться. Дома ей все равно нечего было делать — Стив собирался ужинать с темчеловеком, с которым днем играл в теннис, и, судя по голосу, его делапродвигались успешно. О своем знакомом Стив сообщил только, что он работает наУолл-стрит, и дружеские отношения с ним могут иметь большое значение для егодальнейшей карьеры.
Услышав об этом, Габриэла вздохнула с некоторым облегчением.Она была рада узнать, что у Стива есть чем занять вечер. Ей было нескольконеловко от того, что приходится оставлять Стива одного, но теперь эта проблемаразрешилась. Лишь повесив трубку, Габриэла задумалась о том, как он собираетсяплатить за ужин.
Вернувшись в палату профессора, она снова села на стул инакинула на плечи теплую кофту, поскольку в палате было прохладно. Готовясь кдлинной ночи в больнице, Габриэла взяла с собой какой-то журнал, но читать всеравно не могла. Она просто сидела и смотрела в бескровное, бледное лицодорогого ей человека.
К счастью, ночь прошла спокойно — должно быть, тут сыгралсвою роль аппарат искусственного дыхания, благодаря которому профессору не надобыло сражаться за каждый глоток воздуха. Лишь иногда он ненадолго просыпался ив панике начинал шарить по одеялу здоровой рукой, но, нащупав пальцы Габриэлы,сразу успокаивался и засыпал снова.
— Вы — мой самый близкий человек, Теодор Томас, —шепнула ему Габриэла, и ей показалось, что он ответил слабым пожатием. Должнобыть, в полусне он принимал ее за Шарлотту. Так она подумала, заметив, с какойнежностью смотрел на нее профессор каждый раз, когда ненадолго приоткрывалглаза. И, как ни странно, в такие моменты ей даже казалось, что этот старыйчеловек чувствует себя счастливым, но она не знала — от чего. Быть может, онлучше ее знал, что поправится и что все будет хорошо. А может, во сне емуявлялась Шарлотта, маня его за собой, и ему было радостно сознавать, что ихдвадцатилетняя разлука скоро закончится.
Под утро, продолжая держать руку профессора в своей,Габриэла тоже заснула, уронив голову на грудь. Ей снились странные сны про Джо,про ее отца, Стива и профессора. Отец, как всегда, стоял в стороне и смотрел, аДжо и профессор ссорились со Стивом, но Габриэла не могла понять — из-за чего.
Когда на рассвете она очнулась, первой ее мыслью было: какпрофессор? Серое небо за окном только-только начинало розоветь. Габриэлавздрогнула. Вот, начинается новый день, и битва еще не закончилась. Теперь онане сомневалась, что профессор сумеет победить.
Она посмотрела на него. Глаза профессора были закрыты, ачелюсть как-то странно отвалилась. «Искусственное легкое» продолжал? мернодышать за него, и грудь профессора поднималась и опускалась все так жеритмично, но в лице его было какое-то нездешнее спокойствие, которое напугалоГабриэлу чуть не до обморока. Но не успела она сдвинуться с места, как на одномиз приборов замигала фиолетовая лампочка, и сам прибор издал какой-топронзительно-скрежещущий звук.
Габриэла хотела поднять тревогу, но двери палатыраспахнулись словно сами собой, и внутрь ворвались дежурный врач и сиделка.Следом за ними появилось еще множество людей с какой-то аппаратурой, ониоттеснили Габриэлу в сторону и занялись профессором. Последним прибежалкакой-то запыхавшийся толстяк с металлическим чемоданчиком в руке. Он раскрылего на том же самом стуле, на котором сидела Габриэла, и достал изнутрикакие-то провода с белыми рукоятками на концах. В следующее мгновение широкиеспины врачей-реаниматоров заслонили от Габриэлы и толстяка, и профессора. Онаотчетливо слышала сухой треск электрического разряда, повторившийся несколькораз.
Сколько это продолжалось, Габриэла не знала — она потеряласчет времени. Лишь когда кто-то из врачей отключил аппарат искусственногодыхания, она поняла, что произошло. Сердце профессора остановилось, и все усилияврачей ни к чему не привели. Профессор Томас умер.
Медленно, как во сне, Габриэла поднялась с кушетки, накоторую она сама не помнила как опустилась, и сделала два шага вперед, нодежурный врач, неожиданно оказавшийся перед ней, мягко придержал ее за плечи.
— Мне очень жаль, миссис Томас, — сказалон, — но вашего отца больше нет.
Габриэла уставилась на него широко раскрытыми глазами. Нет,хотелось крикнуть ей, вы лжете, этого не может быть! Ведь только что он былжив, он смотрел на нее и улыбался одними глазами, а она держала его руку —худую, теплую, добрую руку и верила, что все обойдется. Не может быть, чтобыпрофессор умер. Он не мог умереть теперь, когда она уже перестала сомневаться вего выздоровлении.
