Кук не сводил с Сакса глаз.
Крайчек сошел с ума, от Фабрини следовало ждать неприятностей, как и от слабохарактерного Менхауса, но Сакс — это совсем другое дело. Кук понимал, что, в отличие от его отца, у которого время от времени случались хорошие дни и находились добрые слова, Сакс не пытался даже притворяться добряком. Он был тираном до мозга костей, а им необходимо было держаться вместе, чтобы выжить. Жуткое море было их общим врагом.
Кук не был экспертом по выживанию, но даже он понимал это, и величайшей угрозой их единству был Сакс, а не то, что скрывалось в тумане, не гипотетический дьявол Крайчека. Сакс, эгоистичный ублюдок, строящий из себя мачо, мог погубить выживших гораздо быстрее. Такой скормит акулам собственную мать, если это поможет ему выиграть еще немного времени.
Если остальные объединятся, чтобы покончить с ним, Кук с радостью к ним присоединится, но в ближайшее время это вряд ли произойдет, разве что в будущем, если им улыбнется удача.
Кук был готов потерпеть. Он знал, что дни Сакса сочтены.
16
— Я хочу пить, — продолжал ныть Сольц. — Мне нужна вода.
— С тобой все в порядке, постарайся думать о чем-нибудь другом, — сказал Кушинг, внимательно всматриваясь в туман ярко-голубыми глазами и пытаясь уловить хотя бы маленький лучик надежды, потому что дела их были крайне плохи.
Кушинг не считал себя пессимистом, но всему есть предел. Они плыли одни на проклятой крышке люка по странному, бесконечному морю. Каковы были шансы на спасение? Смерть могла настигнуть с любой стороны. Если их не съест морская фауна — он слышал достаточно звуков, чтобы быть уверенным, что вокруг рыщет множество крайне неприятных тварей, — то что их тогда ждет? Обезвоживание? Истощение?
Перспективы были совсем не радужные.
Кушинг не мог вспомнить, когда спал в последний раз, он знал, лишь что это было в каюте, на корабле. Всякий раз, когда его веки тяжелели и глаза закрывались, он резко просыпался с жуткой уверенностью, что что-то приближается из тумана, тянется к нему. Впрочем, ощущение не исчезало, даже когда он бодрствовал.
«Чувствует ли Сольц то же самое?» — гадал он, но не решался спросить: у ипохондрика и без того было достаточно тревог.
— За нами никто не приплывет, — вздохнул Сольц. — Сюда, в Саргассово море.
— Я же сказал тебе: это миф. Я просто подшучивал над тобой.
— Думаю, мы оба все прекрасно понимаем.
Кушинг пожал плечами и решил, что с него хватит предосторожностей, он больше не будет взывать к разуму этого человека, даже если тот будет пороть полную чушь. Пусть Сольц верит, что они потерялись в ином измерении, провалились в Треугольник Дьявола.
Почему нет? Может, так оно и есть.
— Что это там? — вдруг взволнованно воскликнул Сольц. — Смотри! Что это? Акула? Или кит?
Кушинг посмотрел, но ничего не увидел.
— Где?
— Там! — Сольц указал пальцем на воду.
Кушинг увидел проплывающую под ними гигантскую тень. Дрожа и раскрыв от ужаса рот, Сольц переместился к центру крышки люка. Кушинг подполз к самому краю, пытаясь разглядеть существо. Это была огромная рыба, футов сорок в длину. Когда буро-зеленое тело, испещренное белыми пятнами и темными поперечными полосами, проплывало мимо, Кушинг заметил, что голова заканчивалась заостренным хоботом, светящимся, как рождественская елка. Существо, казалось, вращалось в воде, как штопор.
Странная рыба уплыла и больше не возвращалась.
— Думаю, это какая-то разновидность китов, — сказал Кушинг, не до конца понимая, что он должен испытывать, думая о существе такого размера: облегчение или беспокойство. — По-моему, безобидная.
— Думаешь? Мне он не показался безобидным.
— Он уплыл, не беспокойся.
Сольц продолжал вглядываться в воду сквозь толстые стекла очков.
— Ты так много знаешь о природе, о море и его обитателях. Откуда бухгалтеру знать подобные вещи?
— Я несостоявшийся натуралист, — признался Кушинг. — Читаю книги на разные темы, в том числе про подводную жизнь.
— А у меня из-за глаз с чтением одни проблемы. Голова начинает болеть. Я рассказывал о своих головных болях?
Кушинг понял, что теперь узнает о них все.
17
— Держись, — сказал Гослинг зловеще. Джордж промолчал.
Никогда в жизни он не чувствовал себя таким беспомощным. Джордж, напряженный до предела, вцепился себе в колени так сильно, что пальцы побелели. Сердце бешено колотилось в груди, в горле пересохло, и ему с трудом удалось прохрипеть:
— Мне страшно. Господи, как мне страшно.
— Сохраняй спокойствие.
Ожидание было хуже всего. Джордж много думал о Лизе, о сыне Джейкобе и славных воскресных деньках. Больше всего его ужасала мысль о том, что он уже никогда не увидит семью и не доживет до еще одного прекрасного воскресного дня.
«Просто сохраняй спокойствие, как говорит Гослинг, — крутилась у него в голове мысль. — Вот что ты должен делать. Сохранять спокойствие.»
