Лиз наконец возвестила, что стол накрыт.
Войдя в кухню, Томми обнаружил, что Мэрибет уже нашла общийязык с его матерью.
Его подруга, судя по всему, чувствовала себя весьманепринужденно, помогала расставлять тарелки и расспрашивала о старших классах,в которых преподавала Лиз.
Мэрибет сообщила ей о своем желании углубленно изучитьнекоторые предметы, и Лиз задумчиво ответила:
— Пожалуй, я могу дать тебе кое-какие дополнительныематериалы. Томми говорит, что ты пытаешься заниматься вместе с ним. Можно мнепосмотреть твои тетради?
Мэрибет была, казалось, удивлена и обрадована этимпредложением.
— Конечно, я буду рада, — с благодарностьюответила она, занимая свое место за столом между двумя мужчинами.
— Ты учишься по программе своей школы или просто длясебя?
— Главным образом для себя, — ответилаМэрибет, — но надеюсь, что мне позволят сдать экзамены, когда я вернусь вшколу, чтобы я могла не пропускать семестр.
— Давай-ка я посмотрю, и, может быть, ты сдашь экзаменыуже здесь и получишь что-то типа аттестата, чтобы предъявить его дома. Тыделала все задания Томми?
Мэрибет поспешно кивнула в ответ, и Томми, усевшийся междуМэрибет и матерью, перехватил инициативу:
— Мэрибет меня значительно обогнала, мама. Она почтизакончила штудировать мой учебник по естествознанию за этот год и европейскуюисторию. И потом, она делает все дополнительные задания.
На Лиз это произвело определенное впечатление, и Мэрибетпообещала принести ей свои тетради в выходные.
— Знаешь, я могу дать тебе еще несколько дополнительныхзаданий, — сказала Лиз, протягивая девочке тарелку с мясом. — Япреподаю и в средних, и в старших классах…
Обе женщины с энтузиазмом обсуждали эту тему и к концу обедавыработали превосходный план действий: они должны были встретиться днем всубботу на несколько часов, а в воскресенье Лиз собиралась дать Мэрибетпять-шесть специальных заданий.
— Ты сможешь делать их не торопясь и при первойвозможности принести мне. Томми говорит, что шесть дней в неделю ты работаешь вресторане, и я понимаю, что это очень тяжело.
На самом деле Лиз была поражена тем, что Мэрибет в ееположении способна по десять часов в день проводить на ногах, обслуживаяклиентов.
— Как долго ты собираешься работать, Мэрибет? —спросила она. — Работа у тебя нелегкая, а переутомление может повредитьмалышу.
Лиз испытывала некоторое смущение, говоря с гостьей о еебеременности, но этой темы было трудно избежать — слишком уж велик был к томувремени ее живот.
— До конца, наверное. Я не могу позволить себе неработать.
Отцовские деньги Мэрибет собиралась потратить на роды иуслуги доктора Маклина, а на свое жалованье она жила. Она действительно немогла оставить работу задолго до родов — ведь даже содержать себя в течениенедели или двух после появления ребенка ей будет трудно.
К счастью, Мэрибет не много было нужно, и она переносиласвое стесненное материальное положение относительно спокойно. Кроме того, онаничего не покупала ребенку, так как собиралась отказаться от него, хотя ееколлеги по ресторану время от времени дарили ей какие-то детские мелочи, чтоставило ее в неловкое положение и вызывало лишние переживания.
— Да, тебе будет тяжело работать до самогоконца, — с сочувствием сказала Лиз. — У меня было примерно так же,когда я ждала Томми, и я думала, что рожу прямо в классе. Перед рождением Энния ушла с работы гораздо раньше, — продолжила она, и за столом внезапновоцарилось молчание.
Лиз посмотрела на Мэрибет, и их глаза встретились.
— Я думаю, Томми рассказал тебе о своей сестре, —тихо произнесла она.
Мэрибет кивнула. Все ее существо было полно любви к Томми исимпатии к его родителям. Энни успела стать для нее реальной — Мэрибет слышалао маленькой девочке столько историй, и малышка так часто ей снилась, что ейиногда казалось, что она знала сестренку своего друга.
— Рассказал, — так же тихо откликнулась Мэрибет. —Она, наверное, была необыкновенным ребенком.
— Да, — согласилась Лиз с внезапной усталостью вголосе.
Джон протянул руку через стол и мягко коснулся локтя Лиз,встретив удивленный взгляд жены — он сделал это впервые после смерти Энни.
— Я думаю, что каждый ребенок — необыкновенный, —помолчав, продолжила Лиз. — Твой не будет исключением. Дети — этонастоящее благословение.
Мэрибет ничего не ответила, и Томми обеспокоенно посмотрелна нее, зная, какую тяжелую моральную травму она переживает в связи со своимрешением отдать ребенка приемным родителям.
Потом разговор перешел на следующий футбольный матч Томми, иМэрибет подумала, как бы ей хотелось на нем присутствовать.
Они долго говорили обо всем на свете — о родном городеМэрибет, о ее школе, о том, как они с Томми ездили на озеро.
И лишь две темы старательно обходились — ее взаимоотношенияс Томми и будущий ребенок.
В десять часов вечера Томми отвез ее домой. Перед уходомМэрибет расцеловала родителей Томми. Забравшись наконец в кабину фургона, онавздохнула с огромным облегчением и откинулась на сиденье так, как будто этотвечер совершенно извел ее.
— Как ты считаешь, я им не понравилась?
Томми был тронут ее желанием понравиться его родителям инежно поцеловал Мэрибет.
— Ты была восхитительна и явно им понравилась. Иначе бымама не стала предлагать свою помощь в занятиях.
Томми тоже чувствовал огромное облегчение. Его родители велисебя не просто вежливо, но очень дружелюбно. Мэрибет произвела на нихблагоприятное впечатление.
Когда Джон помогал Лиз мыть посуду после ухода гостьи, он непереставал восхищаться ее умом, твердым характером и хорошим воспитанием.
— Девочка просто замечательная, правда, Лиз? Какужасно, что она попала в такую гнусную историю.
Он сокрушенно покачал головой, вытирая очередную тарелку.
Это был первый обед за несколько месяцев, который хотьнемного напоминал прежнюю атмосферу в их доме, и Джон был приятно удивлен тем,что Лиз сделала над собой усилие.
— Надо было думать, прежде чем заниматьсялюбовью, — без всякой злости откликнулась Лиз. Она должна была признаться,что ее муж был всецело прав. Мэрибет действительно была приятная девочка, о чемЛиз и сказала Томми, когда он вернулся через полчаса.
Он проводил свою подругу до дверей комнаты и поцеловал ее напрощание. Мэрибет устала, спина у нее болела — у нее был действительно тяжелыйдень, и после этого вечера она, как никогда прежде, начала ощущать неудобствосвоего положения.
