Я обратил внимание на другой важный элемент рельефа — «пернатого змея». С одной стороны, это был действительно пернатый, или оперенный, змей — старинный символ Кецалькоатля, которого, следовательно, почитали ольмеки (или, по крайней мере, признавали его как божество). Ученые не оспаривают такую интерпретацию. Общепризнано, что древний культ Кецалькоатля возник в Центральной Америке в доисторические времена и был распространен во многих культурах исторического периода.
Однако пернатый змей на этом барельефе имел определенные характеристики, отличавшие его от остальных. Он казался чем-то большим, чем религиозный символ; в нем было что-то жесткое и упорядоченное, делавшее его похожим на механическую конструкцию.
Шепот древних тайн
Вечером того же дня я сидел в тени, отбрасываемой одной из огромных «ольмекских голов», спасенных Карлосом Пеллисером Камарой из Ла-Венты. Это была голова пожилого мужчины с широким плоским носом и полными губами. Губы были слегка раздвинуты, обнажая мощные квадратные зубы. На лице застыло терпеливое и умудренное выражение, а глаза бесстрашно смотрели вдаль, как у Сфинкса на плато Гиза в Нижнем Египте.
Практически невозможно, думал я, чтобы скульптор мог выдумать все характерные черты определенного расового типа. Таким образом, аутентичное сочетание расовых характеристик подразумевало использование живого человека в качестве модели.
Я несколько раз обошел вокруг огромной головы. При окружности 22 фута, она весила 19,8 тонны, возвышалась почти на 8 футов над землей, была высечена из цельного базальта и явно обнаруживала «аутентичное сочетание расовых характеристик». Другие экземпляры, которые мне довелось видеть в Сантьяго-Тустле и Трес-Сапотесе, тоже недвусмысленно и безошибочно указывали на негроидное происхождение оригиналов.
Читатели могут составить собственное мнение, изучив соответствующие фотографии в этой книге. На мой взгляд, «ольмекские головы» представляют анатомически точное изображение реальных представителей негроидной расы — могущественных и харизматичных африканцев, чье присутствие в Центральной Америке 3000 лет назад еще не получило научного объяснения. Впрочем, нет никакой уверенности, что головы были созданы именно в эту эпоху. Радиоуглеродная датировка кусочков древесного угля, найденных на месте раскопок, говорит нам только о возрасте угля. Определение подлинного возраста самих скульптур является гораздо более сложным делом.
С такими мыслями я продолжил неторопливую прогулку среди странных и замечательных монументов Ла-Венты. Они нашептывали древние тайны — тайну человека внутри механизма, тайну негроидных голов… и наконец, но не в последнюю очередь, тайну ожившей легенды. Казалось, мифические кости Кецалькоатля обрастают плотью, когда я обнаружил, что несколько скульптур из Ла-Венты имеют реалистическое сходство не только с негроидами, но и с высокими, длинноносыми людьми явно европеоидной внешности, с тонкими чертами лица, прямыми волосами и длинными бородами, одетыми в длинные плащи…
Глава восемнадцатая
ВИДНЫЕ НЕЗНАКОМЦЫ
Мэттью Стирлинг, американский археолог, проводивший раскопки в Ла-Венте в 1940-е годы, сделал там ряд замечательных открытий, самым ярким из которых была Стела бородатого человека.
Как я уже говорил, план древнего ольмекского комплекса был выстроен вокруг оси, отклоняющейся на 8° к западу от северного направления. На южном конце этой оси расположен волнистый конус большой пирамиды высотой 100 футов. Рядом с ней, на уровне земли, находится нечто вроде бордюра высотой около одного фута, окружающего просторную прямоугольную площадку размером примерно с четверть среднего городского квартала. Когда археологи начали раскапывать этот бордюр, то, к своему удивлению, обнаружили, что он представляет собой верхнюю часть колоннады. Дальнейшие раскопки ненарушенных слоев показали, что высота колонн составляет 10 футов. Всего их было около 600, и они были выстроены так плотно, что образовывали почти непроходимый частокол. Каждая из колонн, высеченная из цельного базальта и доставленная в Ла-Венту из каменоломен на расстояние более 60 миль, весила около двух тонн.
К чему такие старания? Что должен был удерживать этот частокол?
Еще до начала раскопок в центре огороженного участка был виден массивный камень, выпиравший из земли примерно на четыре фута над иллюзорным «бордюром» и круто наклоненный вперед. Он был покрыт резьбой, уходившей под землю, через слои грунта, заполнявшие древний частокол, на глубину примерно девяти футов.
Стирлинг и его помощники два дня трудились для того, чтобы освободить от земли этот огромный камень. Это оказалась внушительная стела высотой четырнадцать футов, шириной семь футов и толщиной около трех футов. Резьба изображала встречу двух высоких людей, одетых в расшитые плащи и элегантные туфли с загнутыми носами. Из-за эрозии или намеренного обезображивания (довольно часто встречающегося на ольмекских монументах) лицо одной из фигур полностью отсутствовало. Другая осталась невредимой. Она настолько явно изображала мужчину европеоидного типа, с длинным прямым-носом и длинной бородой, что озадаченные археологи окрестили ее Дядей Сэмом.
Я медленно обошел вокруг двадцатитонной стелы, думая о том, что она пролежала в земле более 3000 лет. Лишь полвека, прошедшие после раскопок Стирлинга, ее снова освещало солнце. Какой будет ее участь? Будет ли она стоять здесь еще три тысячелетия как предмет благоговения и восхищения для будущих поколений или обстоятельства сложатся таким образом, что она снова будет захоронена и скрыта от людских глаз?
Возможно, не будет ни того, ни другого. Я вспомнил о древней календарной системе Центральной Америки, созданной ольмеками и усовершенствованной майя, их более известными преемниками. Согласно этой системе, у мира оставалось совсем немного времени, не говоря уже о трех тысячелетиях. Эпоха Пятого Солнца подходила к концу, и чудовищное землетрясение должно было уничтожить человечество за два дня до Рождества 2012 года.
Я снова обратился к стеле. Две вещи казались мне очевидными. Во-первых, изображенная сцена должна была иметь чрезвычайно важное значение для ольмеков — отсюда и размеры самой стелы и удивительный частокол из каменных колонн вокруг нее. Во-вторых, как и в случае с негроидными головами, не оставалось сомнений, что лицо бородатого европеоида было списано с живой модели. Подробность черт, характеризующих расовую принадлежность, исключала возможность вымысла со стороны скульптора.
То же самое относилось к двум другим европеоидным фигурам, которые я смог идентифицировать среди сохранившихся монументов из Ла-Венты. Одна из них была изображена на барельефе, вырезанном на почти круглой каменной плите диаметром около трех футов. Человек был одет в нечто напоминающее плотно облегающие гетры и имел англосаксонские черты лица с заостренной бородкой. На голове он носил забавную шапку, свисавшую набок. В левой руке он держал флаг или какое-то оружие; правая рука, прижатая к груди, казалась пустой. Тонкая талия была перехвачена вычурным широким поясом. Другая европеоидная фигура, на этот раз изображенная на одной из сторон узкого столба, тоже была бородатой и облаченной в сходный наряд.
