Во время нашего визита камеры оказались по большей части пусты, на нарах лежали лишь несколько человек в оранжево-полосатой арестантской робе – это были больные. По уверению тюремного начальства, болезни в третьем корпусе встречаются нечасто, нездоровые люди редко доживают до освобождения. Большинство заключенных с удовольствием участвуют в каторжных работах, и если мы видим больного, то можно быть уверенным, что это действительно больной, а не злостный симулянт. Болеют же здесь в основном от тоски, так, во всяком случае, сказал один из больных, именно от тоски – климат в последнее время стал заметно мягче и зимы не так суровы, как в прежние времена; довольствие, получаемое каторжанами, хоть и не богато, но позволяет, при соблюдении определенной гигиены, поддерживать человеческое состояние, с тоской же ничего поделать нельзя. А если еще человек слаб духом, то сахалинская тоска разъедает его чрезвычайно быстро, и еще недавно здоровый во втором блоке каторжанин в третьем рассыпается в тюремную пыль. Поэтому, кстати, некоторые содержащиеся в третьем блоке предпочитают совершить нарушение режима, чтобы вернуться во второй.
Как пояснил надзиратель, лица, отбывающие последнюю треть наказания, содержатся уже на полувольном содержании: они могут покидать территорию тюрьмы в кандалах, гулять по поселению в дневное время и при желании устраиваться на работу. Также они могут подать начальнику тюрьмы представление и перевести часть полагающегося им содержания в сухой паек; многие так и делают, получая продукты и меняя их потом в городе на табак, спиртное или проигрывая в карты.
Из тех, кто находился в третьем блоке, пообщаться вызвался некий Рубуру, оказавшийся, впрочем, чрезвычайно скучным субъектом. Мы покинули тюрьму ближе к вечеру и в Александровск вернулись уже в темноте.
За ужином наш хозяин Еси устроил сюрприз – его жена (кстати, китаянка) приготовила традиционное китайское печенье с предсказаниями, и мне опять досталось про рыбу. Развернув бумажку, я прочитала: «Красный тростник, шляпа рыбака, красный тростник, красная река»; мне хотелось спросить у жены Еси, что это означает, но по правилам китайских гаданий расспрашивать нельзя, догадываться следует самостоятельно. Что выпало Артему, я тоже не смогла выяснить – он сжевал свое печенье вместе с предсказанием.
На следующий день мы по рекомендации полковника Хираи решили осмотреть поселение айну, расположенное к северу от Александровска в небольшом распадке. Полковник Хираи был так любезен, что выделил нам походное снаряжение, палатку, котел и спальные мешки, так как в один день до поселения добраться было нельзя. Нам предстояло проехать около часа по дороге, уходящей на север, а потом идти пешком; полковник рекомендовал проделать путешествие именно пешком, а на ночлег задержаться в месте под названием Белый ручей – это место расположено в стороне от дороги к поселению айну и знаменито тем, что в ручей впадают ключи, в них еще реально встретить чистую, хотя и некрупную, форель.
Поблагодарив Еси за гостеприимство, мы, не теряя времени, отправились в путь. Полковник Хираи продолжал приятно удивлять – баки нашего автомобиля были полностью заправлены, а в багажнике нашелся мешочек крупы, две банки консервов и котелок с картофелем. Я услышала, как при виде этого богатства громко заурчал живот Артема, и улыбнулась в сторону.
Дорога оказалась тяжелой даже для вездехода – она пролегала по руслу пересохшей реки и походила на терку; крупные камни вытрясали все кишки, мелкие грохотали по днищу, Артем держался за руль, мне же пришлось схватиться двумя руками за вваренную в потолок скобу и практически повиснуть на ней, впрочем, это слабо помогало. Единственным облегчением в этой дикой езде было то, что мы останавливались практически каждые пятьсот метров из-за поваленных поперек дороги деревьев – дорогу поддерживали в относительно проезжем состоянии, однако за последнее время успело нападать много деревьев. Артем тормозил, закидывал на плечо бензопилу и, ругаясь на незнакомом мне языке, направлялся к поваленным стволам. От деревьев он отпиливал большие куски, цеплял их к лебедке и с ее помощью оттаскивал в сторону, после чего мы двигались дальше.
Иногда наше продвижение в глубь острова замедляла вода, сохранившаяся в некоторых изгибах речного русла, и Артем выбирался промерять глубину; у нашей машины имелся шнорхель, так что пробирались мы успешно, вода стояла высоко, и вездеход погружался в нее с капотом. Всего, я думаю, мы преодолели километров восемь, хотя мне они показались кругосветным путешествием.
Это случилось, когда мы проходили одну из таких луж. Она была неглубокая, я прекрасно видела дно, в прозрачной воде резвились жуки и серебристые пиявки, Артем переключился на пониженную передачу, и… неожиданно вода прыгнула на нас. Она резко вздыбилась, поднялась стеной и с силой ударила в лобовое стекло; мы оказались вдруг в этой воде, и тут же машину подкинуло, точно под днищем взорвалась пневматическая граната. Я не успела ухватиться за рукоять, не успела выставить руки, ударилась головой.
Я легко теряю сознание. У меня тонкая шея и хрупкие позвонки, слабая конституция, отец всегда шутил насчет меня и мамы, что мы отнюдь не русские барышни, нет в нас крепости и силы, воспетой в классике, нет, мы форменные эльфы, с тонкой кожей, большими голубыми глазами, бледные и курносые. Нам пристало играть на лютнях, сидя в длинных изящных энненах возле полукруглых окон, чтобы вился по ставням виноград, чтобы вдали журчал ручей, а на коленях дремал хитромордый горностай; нам не идут путешествия, кожаные макинтоши, ковбойские шляпы, ножи и пистолеты. С пистолетами, кстати, действительно была проблема – я долго не могла их поднять. Я готовилась к путешествию на Сахалин три года и все три года каждое утро начинала с тренировки по стрельбе; в результате этих занятий я научилась стрелять с двух рук.
Итак, я потеряла сознание. Когда же очнулась, обнаружила себя лежащей на траве; под головой у меня был чехол с палаткой, а в вышине, в далеком синем небе, висели золотистые облака.
– Ну, как? – спросил Артем.
Я села. Переносица болела, на лбу от удара образовалась вполне ощутимая шишка, которая к тому же ныла. Артем тоже пострадал – у него был разбит нос, а на подбородке чернела засохшая кровь. Машина стояла недалеко – левое переднее колесо подмято, рядом лежала запаска, кроме того, оказался смят и бампер.
– Провалились в яму? – поинтересовалась я, когда перед глазами перестали мерцать звездочки.
– Нет. Похоже, толчок. Землетрясение. Тряхануло хорошо, едва на колесах остались.
Артем поглядел в сторону реки.
– В последнее время часто трясет, – сказал он. – Но сегодня сильнее обычного. Я такого не помню. Надо возвращаться.
– Зачем? – не поняла я.
Сильно давило на виски. От этого неплохо помогает корка лимона, но здесь лимон взять негде, пришлось ограничиться массажем.
– Слишком хорошо тряхнуло, – пояснил Артем. – Могли открыться провалы, ехать дальше опасно…
– Так пойдем пешком, – перебила я. – Мы преодолели почти весь остров, тут рукой подать.
– До Белого ручья пятнадцать километров, – напомнил Артем. – И это не по дороге, а по тропам.
