Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
Погода жаркая и безветренная. Горький и едкий дым от пожарища закрыл над деревней небо. Солнце превратилось в большую чугунную сковороду. О том, что здесь была деревня, напоминают только стоящие как памятники над могилами — холмами куч головешек большие полуразрушенные и закопченные дымом глинобитные печи с широко разинутыми ртами и квадратными глазницами… Вокруг печек столпились обгорелые черные остовы вековых деревьев, напоминающие собой несчастных людей с распростертыми вверх руками, и будто они, обращаясь к Всевышнему, вымаливают у него для себя пощаду, но, не дождавшись ее, сгорели и теперь так застыли, чтобы все видели и убедились, что никакого Всевышнего на небе никогда не было и нет!….
Вокруг печек кое-где валяются искореженные в огне пожарища самодельные железные кровати с ажурными искривленными спинками. Там же валяются большие и малые чугунные и глиняные горшки. А на боках и спереди печек сквозь копоть просматриваются наивные и забавные рисунки, написанные химическими чернилами: «Корзинки подсолнухов», «Парубок со своей дивчиной», «Котята с мячом», «Петухи-драчуны» и «Хохлатки с цыплятками»… Мы медленно продвигаемся вдоль улицы.
В центре деревни, как и в любой, стоит журавель с высоко поднятым пустым деревянным ведром. Мы поспешили к колодцу с надеждой глотнуть свежей и прохладной воды. Не доходя до него, с краю улицы мы обнаружили труп старшего лейтенанта Власова. Его истерзанное тело мы погрузили в штабную машину, на которой его увезли на окраину деревни, чтобы там похоронить. Спешим к колодцу. Опускаем деревянную бадью вниз. Бадья ударяется о что-то непонятное, но не о водную поверхность, словно колодец высох. Вытаскиваем бадейку и видим на ней кровь… Все ясно, в колодец немцы сбросили трупы….
Недалеко от колодца опять видны трупы совершенно обнаженных женщин и даже малолетних девочек. Мы накрыли их своими плащ-палатками и пошли, совершенно подавленные, дальше…
В одной из печек я увидел крупного и слегка опаленного серого кота. Он лежит на животе в классической позе, подобрав под себя лапы и положив рядом пушистый хвост. Его печальный взгляд совершенно безразличен ко всему окружающему миру.
Кот не обращает на меня никакого внимания и не собирается удирать. У меня возникло сомнение: «А живой ли он?» И вдруг вижу, как у него из глаз текут слезы. Значит, живой… Мне очень хотелось погладить этого кота, но я не посмел, так как не заслужил этого…
Я с невыносимой болью и жгучей тяжестью в душе отошел от этой печки, от сгоревшей хаты, от осиротевшего и чудом оставшегося живым «хозяина» — кота…
В конце пепелища мы увидели почти призрачную женскую фигуру, которая в дыму внезапно появляется и так же исчезает. Она, видимо, давно тут нас поджидает на краю дороги. Подходим к ней вплотную и останавливаемся вокруг нее. Нам интересно получить от живой свидетельницы правдивую информацию о том, что тут произошло. Женщина хоть до крайности истощена, но стоит прямо. Ее пепельно-седые, густые и волнистые волосы, до пояса, говорят о том, что она еще молода. Ее голова и лицо — пергаментная кожа, натянутая на череп. Заостренный и тонкий нос-клюв и глубоко запавшие глаза, бессильно опущенные костлявые руки и ноги-спички наводят меня на мысль, что перед нами человек, вышедший к нам навстречу с того света. Мы боимся спрашивать ее о чем-либо потому, что в ней еле-еле теплится жизнь. Один из пожилых пехотинцев, у которого сохранилась еще вода, наливает в стаканчик и подает ей. Она взяла стаканчик в свои тонкие и дрожащие пальцы и медленно с наслаждением выпила. Затем вернула пустой стаканчик, произнося по слогам: «Спа-си-бо-чки, но вы запоздали». Выговорив эти слова, она свалилась на руки пехотинца, который стоял ближе всех возле нее. Ее голова отвисла назад с открытыми глазами, а руки свесились, как пустые рукава. Мы поняли, что она мертва…
Наконец мы оказались на окраине деревни и подумали, что уже все позади. Но самое страшное мы увидели только тут. Вот они — все жители от мала до велика лежат рядом с дорогой. Пехотинцы, обнажив свои головы, медленно двигаются мимо нескольких сотен расстрелянных женщин, стариков и детей. Нам тяжело и стыдно. Я плачу навзрыд, задыхаясь от злости и ярости. В своих мыслях клянусь отомстить за это зверство власовцам и фрицам! И я это исполню в самое ближайшее время!
Двум смертям не бывать!
И вот наш 32-й гвардейский стрелковый корпус получил боевой приказ: форсировать реку Ворсклу с левого берега на правый, чтобы выйти к Полтаве с запада.
Ширина реки невелика — не более ста — ста двадцати метров. И глубина позволила бы перейти ее вброд. Но у реки болотистая пойма шириной не менее тысячи метров. Где и как форсировать Ворсклу? Разведчики с помощью населения самым подходящим местом для форсирования определили насыпную гравийную дорогу и мост через всю пойму. Подступы к мосту надо захватить и не дать фашистам разрушить его. Насыпная дорога через пойму высокая — пять-шесть метров, откосы крутые: кувыркнешься — и с маху засосет болото…
Расчеты показывают, что если эту тысячу метров продвигаться с относительной скоростью пятнадцать километров в час, то потребуется каждому солдату шесть-семь минут. А если набрать скорость тридцать километров в час? Тогда можно проскочить этот смертельный путь и за три минуты…
Жребий первому преодолеть мост и захватить плацдарм на правом берегу выпал нашему полку. Наш батальон идет передовым. Мы стали готовиться. Из дивизии нам прислали бортовые автомашины и гужтранспорт — двуколки, запряженные парами.
Провели летучие партийно-комсомольские собрания и обсудили, как лучше и с минимальными потерями выполнить боевой приказ. Двигаться нам придется под сильным артогнем гитлеровцев — насыпь и мост ими хорошо пристреляны.
Да, фашисты не пожалеют снарядов, и пробиться на тот берег смогут немногие…
Такого я еще не испытывал ни разу! Вот он, тот час, когда каждый проверит свою судьбу. Уж тут останутся в живых только самые везучие!..
Завтра в сплошном огне трудно уцелеть. Это знают все, но никто не изменился в своем поведении. Я не увидел ни в ком даже маленького намека на обреченность…
Я сам себя чувствовал до каждой живой клетки. Мысленно перемотал всю свою «киноленту» пережитого… Думал, что дышу последний день… Думал о неотвратимости. Куда с насыпи сиганешь? Никуда. Болото слева, болото справа. Дорога только одна — вперед. А вперед как? Через сплошные взрывы?
И я решил проскочить этот путь только на лошадях — на двуколке. Знаю очень важную особенность лошадей: они не сбиваются со своего пути в самую сильную пургу и метель… Кони никогда не свернут с дороги, если будут взрывы со всех сторон… Лишь бы самим взрывом не убило их! Кони в темноте кромешной не заблудятся и не собьются! В шахте сам видел, как они без лампочки находят путь…
Выбрал пару монгольских лошадей с крепкой двуколкой.
Ездовой Моисеев спрашивает:
— Что, сынок, на лошадей больше надежда? — А сам похлопал по шее коня.
— Да, да, — говорю ездовому. — Кони надежней. Я сам работал в шахте коногоном и знаю лошадей хорошо. Никогда не подведут! Самые умные животные — это кони.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
