– Простите, что так долго, – говорит он. – Син-Син, нам бы надо порепетировать. Только вот согреюсь чуток. Фрэнки, установите с Розой мое колесо, ладно?
– Ну что еще за спешка! – стонет Роза. – Если все и дальше так пойдет, скорее всего вообще придется отменить вечернее представление.
– Да не придется, – уверяет Дарко. – Худшее уже миновало. Надо репетировать, мы ж профессионалы.
В тенях вырисовывается свежераскрашенная доска, на которой мерцают облака, звери и будды.
– Что ж, отчего бы и нет, – соглашается Син-Син. – Только чур репетировать буду в комбинезоне. В трико как-то холодновато.
– Пусть так, – резко отвечает метатель ножей. – А давай его сегодня немножко раскрутим, а? Не очень быстро. Если не боишься.
Син-Син смотрит ему в глаза:
– Как хочешь, так и раскручивай, мистер Бланко. Я крепкий орешек. Жаль, Дэнни не посмотрит!
– Ничего, вы очень скоро встретитесь, – говорит Дарко и открывает футляр с ножами.
Дэнни возится с первым замком добрых пять минут, прежде чем начинает понимать, что толку никакого. Внутри нет настоящего механизма, лишь что-то, что обнадеживающе пощелкивает, когда поворачиваешь ручку, – как будто строитель этого места хотел, чтобы дверь выглядела более устрашающе, чем на самом деле. «И тут иллюзии, – думает мальчик, досадуя сам на себя, что купился. – Психологические игры». Припав к двери почти вплотную, он по очереди проверяет замки – и наконец обнаруживает, что из самого нижнего все-таки торчит черный язычок задвижки. Единственный настоящий замок на всей двери.
Засунув отмычку поглубже в щель, он поворачивает ее, пытаясь уловить любое движение. Он действует наугад, но ему везет – и вот, с третьей попытки, защелка с легким лязганьем отъезжает в паз. Дверь открыта. Герцог вприпрыжку бежит вперед – как будто ему тоже не терпится убраться со двора.
В длинном полутемном коридоре перед ними не слышно ни звука и никого не видно. Но наверняка они поставили часового.
– Герцог! Сюда, малыш, рядом.
По обе стороны коридора тянется ряд дверей в камеры, а высоко на стене виднеется череда красных лампочек на провисшем проводе, идущем то вверх, то вниз, как телефонный шнур – куда-то во мрак. Герцог вопросительно смотрит на мальчика, ожидая команды. Он еще не отдышался после рытья и тяжело дышит.
«Надо идти по лампочкам, – думает Дэнни. – Наверное, это охранная сигнализация, которая ведет в комнату управления, караульную».
Сперва он идет медленно, прислушиваясь. А вдруг Дарко или Кван притаились тут где-то в засаде?
Однако все кругом кажется заброшенным и пустым. Он осторожно пробует повернуть выключатель. Ничего. Тогда Дэнни тянет провод сигнализации и весь напрягается, ожидая воя сирены, – но провод поддается и, оборвавшись, падает ему на руку.
Мальчик понятия не имеет, где он. А время на исходе. Дэнни пускается бегом. Руки и ноги у него все еще тяжелые и непослушные. Как ни старается он прогнать из головы образ Син-Син и острых, как бритвы, ножей, но мысленно все время видит последний бросок – тот, в результате которого нож вонзается прямо в самую середину мишени. Прямо в сердце.
К тому времени, как он добирается до дальнего конца бесконечного коридора, он уже бежит, причем так громко топает по голому бетонному полу, что сперва даже не слышит криков из последней камеры справа.
– Помогите! Hilfe! – Голос звучит напряженно, из последних сил. Отчаянно пытается докричаться хоть до кого-нибудь. И какой-то очень знакомый голос.
Дэнни останавливается и приникает к окошку в бронированной двери. Оттуда на него глядит Макс!
– Помоги! Выпусти меня! – Друг Лоры стучит по двери кулаками. – Выпусти!
– Сейчас! Подожди минутку! – вопит Дэнни, но Макс продолжает молотить кулаками по двери, не в силах больше сдерживать панику.
Сладить с этим замком оказывается гораздо труднее. Дэнни неловкими пальцами возится с хитрым устройством, сам начиная паниковать от ощущения безвозвратно уходящего времени. А Макс все так же барабанит изнутри.
А вдруг ничего не получится? Может, надо просто оставить его здесь, а самому бежать, спасать Син-Син? Но Макс ведь может истечь кровью. Нельзя второй раз бросать его в беде.
Дэнни предпринимает последнюю отчаянную попытку – и наконец замок поддается. Дверь распахивается внутрь. Макс вырывается из камеры. Изувеченная правая рука его туго замотана окровавленным старым полотенцем.
– Gott sei dank![34] Дэнни! Я уж думал, тут и сдохну. Где они все?
– Это Дарко! – выкрикивает в ответ мальчик. – Дарко – это Центр! И он собирается убить Син-Син!
– Тогда идем, – скрипнув зубами, откликается Макс. – Дэнни, они на все способны. Он прямо ополоумел – до того ему не терпится провернуть это биллионное ограбление. И как этот мерзавец только смеет поганить собой мой прекрасный город!
Дэнни уже спешит к решетчатой двери в конце коридора. Макс торопится вдогонку:
– Мы его остановим, Дэнни! За твоих маму и папу!
«Да, – думает Дэнни. За маму и папу. И за Хавьера. И за Чарли Чоу. И за того честного инспектора, что отправился прямиком на дно гавани в Гонконге. И кто знает, может, и за бедного старика Джимми. А больше всех – за Син-Син, если…»
Нет-нет, не думай об этом! Во всяком случае, пока!
Внутренняя калитка заперта на простой висячий замок, и Дэнни справляется с ним в считаные секунды. Ворота с дребезжанием отъезжают в сторону.
– Сюда! – кричит Макс и первым мчится вниз по короткому лестничному пролету, потом в незапертую дверь, к чему-то вроде площадки для разгрузки машин.
– Откуда ты знаешь?
Макс морщится:
– Был здесь раньше. Много лет назад…
В дальнем конце двора виднеются приоткрытые ворота – Дарко и его сообщники в спешке не стали их запирать. Выскочив за ворота, Макс с Дэнни оказываются по щиколотку в сугробах. Порывистый ветер швыряет охапки снега им в лицо. Герцог с лаем скачет впереди, время от времени останавливаясь, чтобы подождать своих спутников. Он снова весел и бодр.
Заброшенные, изрисованные граффити каменные башни впереди угрюмо смотрят на чужаков пустыми глазницами выбитых окон.
– С рукой у меня совсем худо, – жалуется Макс, прижимая изувеченную конечность к груди. – Надо вызвать помощь. Только тут вокруг никого.
Вокруг тюрьмы все мрачно и уныло. Дэнни с Максом шагают мимо заброшенной караулки, между безмолвными складами. Ветер кусается вовсю, снег усиливается.
«Теперь меня ничто не остановит, – думает Дэнни, упорно пробиваясь сквозь метель. – Меня бросали в зубы всем стихиям – и я уцелел во всех: в воде, в огне, в воздухе, а теперь вот и в земле». Его переполняет новая, невесть откуда взявшаяся энергия – не внутренние резервы, по очереди подстегиваемые адреналином, яростью и страхом, а нарастающая уверенность, глубинное знание: конец уже близок. Совсем как под занавес представления в «Мистериуме». Все нарастает, стремится к апогею – риск, волнение, музыка, – все возносится к тому моменту освобождения, когда замер последний аккорд, погас свет, а труппа, взявшись за руки, стоит, встречая шквал аплодисментов: вымотавшаяся, радостная, счастливая.
