Оптическая середина
Станция метро в форме лежащей воронки, уткнувшейся в асфальт, выплюнула юную пассажирку из своего зева, наподдав сзади тяжелой стеклянной дверью на прощанье. Впереди – пустынная площадь с одинокой, неприкаянной фигурой в распахнутой шинели, сжимавшей в руке военную фуражку, на чужом, «буржуйском», постаменте, которая злобно уставилась на Охотный Ряд, так и не пожелавший стать проспектом Маркса. Упитанный, простодушный «Детский мир», казалось, присел на корточки, опасаясь такого соседства.
Так, теперь ей нужно направо, на улицу 25 Октября. А потом налево – в Старопанский переулок, похожий на темное узкое ущелье среди серых громадин домов. Вот и нужная дверь – тяжелая, дубовая, с витой бронзовой ручкой, давно не чищенной, но еще помнившей свои лучшие времена. Стеклянная табличка у двери подтверждает, что она пришла по нужному адресу. Скорее! Кажется, она опаздывает. Цок-цок-цок – и вот уже второй этаж.
– Можно? – пискнула она, заглядывая в аудиторию.
– Опаздываете, барышня, – недовольно буркнула широкая спина в клетчатой сине-красной ковбойке с закатанными рукавами, не переставая шуршать ватманом на столе.
В небольшой комнате с двумя рядами учебных столов и разнокалиберными обтерханными стульями после летней солнечной улицы казалось сумрачно, несмотря на высокие окна в частых переплетах. Вдоль стен тянулись стеллажи, на которых чего только не было – всевозможные кувшины, пострадавшие, наверное, в коммунальных баталиях, скорчившиеся от старости чайники, чашки-плошки (не с помойки ли?), восковые фрукты-овощи, гипсовые бюсты, диковинные орнаменты, гранитные осколки чего-то, безвозвратно погибшего… И все это в седой патине вековечной пыли.
Вот запрокинутая голова мужика с курчавой бородой и разинутым в ярости ртом. Вот змеиная головка на неестественно выгнутой длинной шее и почему-то со стесанным напрочь затылком. Где-то она уже видела и эту кудрявую бороду, и профиль тетки без затылка. Наверное, еще в школе. Их училка по рисованию в Челябинске, блокадница из Ленинграда с неподвижным бледно-голубым лицом, часто показывала своим ученикам всякие интересные картинки «по искусству». А вот на стене прикноплен листок с голым бородатым мужиком, многоруким и многоногим, который катается в обруче.
Подумаешь, она тоже так умеет: у бабушки в огороде валялся ржавый обруч от огромной бочки, в которой солили на зиму огурцы. В августе, в притихшие дни обреченного на скорое угасание лета, бабушка бросала в нее большой раскаленный на костре камень, и он шипел, как Змей Горыныч, когда на него плескали водой. Когда бочке надоели эти ежегодные издевательства, она взяла и рассохлась. В наказание бабушка сожгла ее в печке, а обручи остались. В самом большом из них она и каталась, растопырив руки-ноги, а которые поменьше гонял по улице ее двоюродный братишка, цепляя их кочергой.
– Ты долго будешь там сопеть? – отвлек ее от воспоминаний насмешливый голос. – Иди вон, садись рядом с ней, – показал он на стол у окна, за которым сидела незнакомая девчонка.
Медные косички, короткие, но довольно толстые (прямо как сардельки, подумалось ей) задорно торчали в разные стороны. Охристый «мелкий бес» пружинил над высоким лбом, выражая всеобщий восторг. Причудливо изогнутые брови в компании с большими серыми глазами в золоте мохнатых ресниц словно говорили: «Не бойся, садись рядом, я и сама здесь впервые».
– Итак, барышни, начнем. Вам предстоит сдавать вступительный экзамен по рисунку. Никто, конечно, не ждет, что в ваш техникум валом повалят юные дарования, но основы рисунка знать надо. Это и будут оценивать.
Начнем с формы. О композиции и светотени – потом. Кстати, вам что-нибудь говорят эти понятия?
– Не-а, – хором проблеяли ученицы.
Художник вытолкнул ногой какой-то странно высокий стул, набросил на него тряпку («Драпировка», – пояснил он) и выставил «натуру» – кувшин с отбитым краем.
– Запомните: рисуем на ватмане, мягким карандашом – 2М или 3М – и стираем лишнее мягким светлым ластиком. Магазинный ластик нужно вымочить в керосине, тогда от него будет толк. Как вы думаете, зачем вам еще нужен карандаш?
– Рисовать все-таки, а еще за ухом почесать, – захихикали девчонки.
– Не только рисовать и что-то где-то чесать, – невозмутимо объяснял он. – Прежде всего, с помощью карандаша вы должны определить пропорции предмета рисования и найти его оптическую середину.
Он повернулся к стулу с кувшином и начал показывать, как это делается.
– А что это такое – «оптическая середина?» – полюбопытствовали девчонки. Они о таком слышали впервые.
– Ну, это самое главное, на что падает взгляд человека. И не только в рисунке, но и в жизни. Ну, это… как грудь молодой женщины в прозрачной капроновой блузке в толпе безликих старух, – с мечтательной улыбкой произнес он, но тут же осекся. – Ну, короче, отложите на вертикали сверху одну треть – это и будет оптическая середина. Возьмите книгу и посмотрите, где расположено ее название. То-то. – Итак, взяли карандаш за кончик, – скомандовал он, – вытянули руку вперед, навели карандаш на предмет и прищурились. Отметили большим пальцем на карандаше высоту предмета, зафиксировали размер на ватмане, затем таким же образом сняли все остальные размеры.
– А какую руку…
– Любую, какая еще шевелится! – начал терять терпение наставник.
– А как же размеры – и без линейки? – удивились «медные косички».
– Какая линейка?! Это вам не черчение! Вы должны просто определить пропорции, а общий размер рисунка будете соотносить с форматом листа. Что такое «формат», знаете?
Не дослушав невразумительное мяуканье своих подопечных, он набросал на их листах поля, за которые рисунок не должен вылезать.
– Вот в этих границах и работайте. Начали.
Полтора часа девчонки пыхтели над кувшином, которому и не снилось оставить свой след в искусстве. Деловито щурились, вытягивая руку с карандашом, прикладывали его к ватману, отмечая размеры – высоту, ширину и загадочную «оптическую середину».
