Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
Теперь мама заставляла Костю брать мелкие предметы и бросать их в коробку. У Кости не получалось. Он пытался хватать предметы правой, но его правую руку мама крепко держала в своей. Костя злился и кусал пальцы левой руки. Ему хотелось поскорее все закончить. Разрабатывать левую руку он ненавидел. Зачем левая, когда можно все делать правой? Даже поднимать тяжелый стул и волочь его за собой к мультикам.
Как-то мама даже загипсовала ему правую руку до локтя, чтобы Костя работал левой. Но Костя ухитрялся работать кончиками правой руки даже в гипсе. К тому же он быстро сообразил, что гипсом можно больно драться, и разгуливал по дому королем, разгоняя с дороги братьев и сестер.
Катя стояла и смотрела, как мама и Костя воюют с маленькими фигурками.
– Работай! Тебя никто взамуж не возьмет! – назидательно произнес кто-то за спиной у Кати.
Катя обернулась. Это Алена подкралась и просунула в комнату голову. Вынести еще и Алену Катя никак не могла и, забыв, что только что прогнала Андрея и Серафима, перелезла через забор к Моховым.
Все Моховы были дома. Даже папа Марат Мохов, что вообще-то случалось редко. Обычно с утра и до ночи он носился по городу и фотографировал свадьбы, школьников, детские сады, утренники и другие подобные вещи. Но иногда папе Мохову хотелось поработать с душой, потому что он был все-таки хороший фотограф, а не халтурщик, бродящий по пляжу с полуживой обезьянкой. Тогда он забрасывал всю поденщину, брал фотоаппарат и ехал в горы снимать пейзажи.
Вот и сейчас у папы Мохова был такой период. Вернувшись, он лихим, но на самом деле очень осторожным движением ноги зафутболил под диван сумку со своим рабочим «Никоном» и достал со шкафа коробочку со старым японским объективом. Мама Мохова шестым чувством угадала из комнаты, где сейчас ее супруг и что он делает. Она оторвалась от Интернета и спросила:
– Марат! Вы едете в горы?
Она всегда называла мужа на «вы».
– Да! – ответил папа Мохов, любуясь объективом.
Объектив был размером с небольшое блюдце и на цифровые фотоаппараты устанавливался через переходник. Папа Мохов очень им гордился и утверждал, что он содержит то ли ртуть, то ли цезий, то ли что-то не менее опасное, и что если его уронить, всем будет очень весело. Как минимум придется обеззораживать весь дом.
Катя и Саша стояли рядом и глазели, как папа Мохов любовно протирает объектив. Тот заметил это и весело сказал:
– Японцы, понимаете, люди высокой цели! Это сейчас они на поток все делают. А лет сорок назад, если им нужен был объектив, они хоть дохлую кошку туда сунут, хоть цианистого калия нальют – лишь бы получился хороший объектив! А еще он очень капризный! Вот за что я его люблю!
– Капризный? – повторил Саша.
– Да! С электронными мозгами современных цифровиков он не стыкуется. Ну то есть вообще никак! Девять фотографий из десяти он тупо бракует, зато десятую делает совершенно гениально! Ну просто зачерпывает жизнь как тазиком! Всякие автофокусы, размывания – это все не про него!
Дядя Марат постоял, задумчиво глядя на объектив. В нем медленно дозревала какая-то мысль:
– Я хочу в горы поехать, но нет смысла ехать в горы сегодня. Пока автобуса дождешься, пока доберешься – совсем не то освещение будет. Ведь так?
– Да, – послушно сказала Катя, понимая, что именно этого ответа от нее ждут.
– Но снимать-то мне хочется СЕЙЧАС! – продолжал проводить свою мысль дядя Марат. – И вот что я придумал: я сфотографирую вашу семью, и именно этим объективом! Он не портретный, но это и интересно… У вас есть хотя бы одна общая семейная фотография?
– Нет, – сказала Катя. – По кусочкам есть, а вместе всех никогда не соберешь!
– Ну и отлично! Бери Сашу, пошли к вам!
И дядя Марат резво перемахнул через забор. Спрыгивая, он бережно прижимал фотоаппарат к животу.
Катя, настроение которой резко улучшилось, побежала всех звать. Мама, конечно, сказала, что не успела помыть голову и что она всегда плохо получается, но ее уговорили. Петя заявил, что сниматься не будет и что все это сюсю-муму и сентиментальщина. Но и его уломали. Алена помчалась за щенком. Что это за групповой снимок без щенка, который тоже член семьи? И черепаха Мафия член семьи, и крысы во главе со Шварцем, и свинки. И все должны быть на фотографии!
Наконец все собрались, включая черепаху, свинок, крыс и голубей, которых раздали всем в руки, и дядя Марат принялся всех расставлять. Алена лезла вперед, Костя пытался трогать линзу фотоаппарата, Саша хотел в туалет, потому что, оказывается, он не знал, как у Моховых открывается туда дверь, а спросить постеснялся.
– Подайте голос, кого здесь нет! Пусть тот, кого здесь нет, откликнется! Рита! – кричала мама. – Где она? Приведите кто-нибудь Риту!
Кто-нибудь пошел приводить Риту, но пока кто-нибудь ходил, Рита обнаружилась у кого-то под ногами, зато кто-нибудь потерялся с концами. Но дядя Марат недаром часто снимал большие группы и проявлял невероятное терпение:
– Нет, вы, конечно, не пожарная команда и не коллектив горбольницы! Те все птичку так ждут, аж умиляешься! Чистые души!.. Все смотрим на меня и не напрягаемся! Сейчас вылетит сто птичек подряд!
– Зачем так много?
– Иначе нельзя. Большая часть птичек все равно разлетится кто куда… Внимание! Пли!
И дальше аппарат дяди Марата щелкал уже непрерывно. Дядя Марат то отбегал, то приближался, то вставал на одно колено, то вскидывал фотоаппарат над головой. Даже Петя, поворачивающийся затылком, несколько раз случайно попал в кадр, потому что неосторожно повернул голову, чтобы проверить, закончился ли этот дурдом. А через забор лезли все новые и новые дети. Перелез потеряшка Серафим, перелезла Нина, перелез Андрей, и даже их мама высунулась, чтобы грустно сообщить, что у нее завис компьютер.
А дядя Марат все щелкал, выпуская все новых птичек. Рите надоело сидеть неподвижно. Она прыгала у папы на плечах и раскачивалась, а вместе с ней раскачивался и папа, потому что Рита умела раскачиваться так, что с ней вместе расшатался бы и бетонный столб.
– А можно я встану так, чтобы мне солнце в глаза не било? – попросила Алена.
– Можно, но тогда ничего не получится! Все идет к солнышку! – ответил дядя Марат.
Эти простые слова, сказанные совсем по другому поводу, поразили папу Гаврилова. Он вдруг понял, что все действительно идет к солнышку и больше никуда и ни к чему. И потом еще долго стоя шептал:
– Все идет к солнышку! Все идет к солнышку!
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
