— Я быстро, оглянуться не успеешь. Обещаю.
— Ладно. — Томаш явно не верит. — Хорошо. — Он смотрит на Реджину. — Нужно набрать припасов. Воды. И еды. И туалетной бумаги. А еще я нашел свечки для торта. Пригодятся на день рождения.
Реджина и Сет округляют глаза.
— Что? Я люблю дни рождения.
— Вам, кстати, сколько лет? — становится интересно Сету.
Реджина пожимает плечами:
— Было семнадцать, до того как очнулась тут. А на самом деле, кто его знает? Даже если время тут и там одинаковое.
— То есть ты хочешь сказать?.. — начинает Сет.
— Все равно мы не узнаем, как на самом деле.
— А мне четырнадцать! — выпаливает Томаш.
Сет с Реджиной окидывают взглядом его щуплую фигурку и складываются пополам от хохота.
— Ну, правда! — не сдается Томаш.
— Ага, — кивает Реджина. — Еще тебя ударило молнией, а Польша вымощена золотом и шоколадными плитками. Все, пора.
Взяв пакеты с допотопной кассы, Реджина с Томашем наполняют их всем, что в силах унести, а потом они втроем выходят на Хай-стрит. Фургона по-прежнему не слышно, однако они пробираются в потемках осторожно, стараясь не шуметь.
— Ты нас в темноте отыщешь? — беспокоится Томаш. — Давай мы оставим снаружи свечку…
— Нет, не давай, — отрезает Реджина. — Найдет, не волнуйся.
— Все равно не понимаю, почему нельзя его подождать…
— Мне просто нужно собрать вещи, — выкручивается Сет. — Там есть очень личные. Могу долго провозиться.
— Но все-таки…
— Боже, Томми! — рявкает Реджина. — Может, он просто хочет урвать несколько секунд наедине с собой, пока ты не приклеился к нему намертво.
— Что, правда? — искренне изумляется Томаш.
В лунном свете видно, как Реджина беззвучно смеется.
— Томаш, у меня есть младший брат, — говорит Сет. — Где бы он ни был сейчас, в детстве мы с ним жили в этом доме. До того, как переехали в Америку.
Реджина обрывает смех и зажигает еще одну сигарету, притворяясь, что не слушает.
— И когда мы тут жили, с ним случилось кое-что плохое. Что очень сильно на него повлияло. И случилось это во многом из-за меня.
— Серьезно? — шепчет Томаш, округляя глаза.
Сет окидывает взглядом Хай-стрит. Впереди провал, рядом с ним поворот на его собственную улицу. Он хотел всего лишь успокоить Томаша, никак не ожидая, что высказанная вслух правда заденет так больно.
— Настоящий этот мир или нет, в моем доме все равно опасно, потому что он слишком близко к тюрьме. И я хочу с ним попрощаться, раз я туда не вернусь. — Он смотрит на Реджину. — Попрощаться с братом, который у меня был до того, как случилась эта фигня.
— Да, это нужно делать одному, — сосредоточенно кивает Томаш.
Сет невольно улыбается:
— Ты мне его напоминаешь. Типа каким он мог бы стать. В польской версии.
— Я думала, ты скажешь, в пиратской, — поддевает Реджина, выпуская кольцо дыма.
— Очень, очень некрасиво, — бухтит Томаш. — По массе причин.
— Нам нужно забрать велосипеды, — продолжает Реджина, — так что увидимся, да?
— Постараюсь недолго, но вы не беспокойтесь, если вдруг…
Томаш чуть не опрокидывает его на землю, налетев с объятиями.
— Осторожнее, мистер Сет, — неразборчиво бормочет он Сету в футболку. — Не попадись Смерти в лапы.
Сет ерошит запутанную шевелюру мальчишки:
— Я осторожно.
— Ну, отлепись уже, — велит Реджина.
Томаш отходит, уступая ей место.
— Я обниматься не полезу, — предупреждает она.
— И хорошо, — кивает Сет.
— Без одобрений обойдемся. — Она понижает голос. — Через главный вход даже не суйся, вот что я тебе пыталась сказать. Иди по железке к дальней стороне тюрьмы. Увидишь большой кусок обвалившейся стены.
— Спасибо, — шепчет Сет.
— Зря ты это затеял, — говорит она. — Все равно ничего не найдешь, только погибнешь по глупости.
— Приятно слышать, что меня будет не хватать, — ухмыляется Сет.
Реджина смотрит без улыбки.
— Вы о чем тут? — вклинивается Томаш.
— Ни о чем. — Реджина снова переходит на шепот: — Тогда постарайся хотя бы сдержать обещание, которое дал Томми.
Сет сглатывает.
— Подумаю.
— Ладно. — Реджина отворачивается. — Приятно было познакомиться.
Томаш беззаботно машет на прощание, Реджина даже не оглядывается, и оба удаляются в темноту, забирать велосипеды.
— Взаимно, — роняет Сет.
Потом разворачивается и идет к провалу.
В сторону дома.
42
Фургона перед домом нет. Из укрытия у дороги видно оставленные в грязи следы колес развернувшейся и уехавшей машины. Сет выжидает, но вокруг все замерло, даже на луну в умытом небе не наползет ни облачка. А вообще, погода здесь меняется, словно на быстрой перемотке.
Где-то там, за много кварталов отсюда, Реджина с Томашем катят на север, навьючив велосипеды припасами. Сет мысленно желает им добраться благополучно. Почти молитва, если так подумать.
Он выбирается на улицу, медленно, осторожно, высматривая, не затаился ли где грузовик или Водитель, но вроде бы никто на него не кидается. Дом выглядит прежним, если не считать выбитого окна по фасаду. За смятыми жалюзи ничего не рассмотреть в темноте — эх, черт, надо было прихватить Томашевы свечки для торта. А теперь придется шарить в поисках фонаря, и кто знает, сколько с той стороны успело выгореть до дождя. Может, ни светильников не осталось, ни свежей одежды.
Ни вещей из прежней жизни.
Откуда они все-таки? Учитывая Реджинину версию… Это его собственная память восстанавливает прежнюю обстановку или это действительно тот самый дом, из которого они переехали в Америку? Или внушили себе, что переехали, а на самом деле просто улеглись в гладкие черные гробы и погрузились в новую версию реальности?
Но Сет отлично помнит переезд, всю эту нервотрепку и суматоху. Оуэна только-только выпустили из больницы, он еще посещал сеансы терапии, восстанавливающей двигательные функции. Врачи по-прежнему не могли сказать наверняка, насколько нарушения обусловлены физическими травмами и насколько душевными, но мама настаивала на переезде. Нет, говорила она, совсем не рано, а даже если рано, смена обстановки (и заодно смена врачей на более толковых) даст ее младшему сыну необходимый толчок. И потом, она все равно не выдержит в этом доме больше ни минуты.
