За несколько недель я поглотила столько еды, сколько недодавал мне Старик в течение пары десятилетий, и все никак не могла насытиться.
Я ела до тех пор, пока у меня не начиналась рвота, но как только она проходила, я снова принималась за еду.
У мальчишек каждый день превратился в канун Рождества. Они дарили друг другу подарки, которые Старик в свое время безжалостно у них отнимал. Их внимание привлекли красивая одежда, компьютеры, видеоигры, и они стали покупать себе то, о чем мечтали годами. Они наверстали это многолетнее отставание за несколько месяцев.
У нас дома стали накапливаться целые кучи различных предметов. Мы все впали в какое-то потребительское безумие. Беспредельная анархия сменила тиранию, более двадцати лет давившую на эти стены и на живших тут людей.
Ничем не ограниченная свобода возымела на меня разрушительный эффект. Марианна, к советам которой я раньше всегда прислушивалась, уже не могла меня контролировать. Да я и сама не могла это делать. Мне хотелось насладиться жизнью, которая была для меня незнакомой и которую я не умела правильно организовать. Поскольку я этой жизни еще и боялась, то бросилась в нее как в омут с головой.
Я не интересовалась уже ни своими детьми, ни домашним хозяйством. Я покупала себе сумочки, обувь, одежду, не задумываясь о том, подходят ли мне эти вещи: за предыдущие годы жизни у меня не было возможности выработать у себя хороший вкус.
Иногда я, правда, замыкалась в себе, придя в ужас от осознания беспредельности своей свободы, и боялась выйти на улицу.
* * *
Во время одного из таких периодов добровольного затворничества Марианна, с тревогой наблюдая за моим состоянием, предложила мне пойти прогуляться. К тому моменту я, по-моему, уже целый месяц не выходила из дому.
— Сегодня мой день рождения, и я хочу развлечься. Пойдем в пивной бар!
— Нет, я не пойду. Иди одна…
— Нет, ты пойдешь со мной. Сегодня мой день рождения, ты не можешь мне отказать!
Подчинившись настояниям Марианны, я пошла в тот вечер с ней.
После смерти Старика я с удивлением открыла для себя эти магические заведения, в которых пьянела от алкоголя, музыки и присутствия других людей. Мне нравилось ходить в пивные бары: я не задумываясь платила не только за себя, но и угощала выпивкой окружающих, легко тратя деньги, которые буквально жгли мне руки.
Именно в тот вечер я его и встретила.
Я немножко потанцевала, немножко выпила. А вскоре заметила его. Он и его приятель болтали с группкой девиц. Мужчина он был на вид крепкий. Это было первое, что я о нем подумала. «Крепкий парень…» Я еще не видела его лица, но уже влюбилась в его плечи.
Он танцевал с Марианной и еще одной девушкой, с которой, по-видимому, был хорошо знаком.
Это заставило меня нервничать.
Я стала его ревновать, хотя еще ни разу даже не разговаривала с ним.
Он потанцевал со мной, затем опять с Марианной. Она, знавшая меня лучше, чем кто-либо другой, почувствовала, что он мне нравится. Тут же перестав танцевать, она сказала:
— Я больше не могу… Потанцуй с моей подружкой!
Весь оставшийся вечер мы с ним провели вместе.
Я не хотела его отпускать, и он остался со мной.
Естественно, завязался разговор. Он спросил, замужем ли я и есть ли у меня дети.
— У меня двое детей, но я не замужем.
Мы снова танцевали, и я при этом думала только об одном — о своих ожогах. Он провел ладонью по моей спине и почувствовал что-то неровное. Это были следы от ударов ремнем, которые так полностью и не зажили.
— Что с тобой произошло? У тебя там какие-то странные неровности.
— Ничего страшного. Я просто обожглась.
— Обожглась? Это был несчастный случай?
— Да. Я входила в состав добровольной пожарной дружины и, когда однажды пыталась спасти кого-то на пожаре, сама угодила в огонь. Меня потом едва спасли. Я получила ожоги третьей степени.
— А разве в добровольные пожарные дружины берут женщин?
— Конечно. Но теперь я уже не могу быть пожарником …
Я видела по телевизору фильм, в котором происходили примерно такие же события, а потому ничего выдумывать мне не пришлось. Этот мужчина вел себя со мной очень обходительно, и я не хотела, чтобы он потерял ко мне интерес слишком быстро.
Он сказал, что его зовут Сильвен. Я подумала, что это красивое имя и что оно ему очень подходит. Но ему этого говорить не стала: я разыгрывала из себя самоуверенную и лукавую женщину, которой на все это наплевать.
Когда вечер стал подходить к концу, я рассказала о своих с ним разговорах Марианне.
— Ты сглупила, не нужно было врать, что у тебя двое детей, хотя их у тебя семеро… Когда он узнает, что ты лгала, он тут же прекратит с тобой отношения.
— Да, но если бы я сказала, что у меня семеро детей, он сразу потерял бы ко мне интерес.
— Лидия, ты должна немедленно рассказать ему правду о своих детишках, а там будь что будет.
Я рассказала ему о своих детях. Он ко мне интереса не потерял…
Вот так у меня появился спутник жизни.
Сильвен стал постепенно вливаться в нашу семью. Он делал это настойчиво, но спокойно и не спеша. По своей манере поведения он был прямой противоположностью Старику.
Первым делом он наладил отношения со мной.
Когда он узнал о моих ожогах и обо всем том, что мне пришлось перенести, он — постепенно, «по кусочкам», со вспышками гнева, стыда, с провокационными заявлениями — все «проглотил», потому что был, как я с самого начала предположила, сильным. Он был сильным не только физически, но и духовно.
Затем Сильвен наладил отношения с моими детьми. Он постепенно их «приручил», наглядно демонстрируя им, что представляет собой настоящий мужчина. Это было нелегко. Как можно приручить выводок волчат, спаянных единым духом стаи? Сильвен, однако, знал, как с ними нужно разговаривать, и, даже если они не хотели его слушать, им волей-неволей приходилось внимать этому спокойному, но твердому голосу, произносившему слова решительно, но без крика.
Я иногда задаюсь вопросом, а не был ли Сильвен послан нам свыше. Пусть даже я и не верю в подобные вещи.
Он — в своей собственной манере — навел в нашем доме и в нашей жизни порядок. Мои сыновья начали устраиваться поблизости, в жилых автофургонах и в домиках из сборных элементов. Рядом крутились девушки, некоторые из них остались с ними жить. Появились собаки, гуси, кролик с отвислыми ушами…
Затем Сильвен решил трансформировать строение, в котором мы жили, в настоящий дом. Он был трудолюбивым, и ему — при помощи моих сыновей — удалось создать уютный семейный очаг.
Именно тогда я, сама того не осознавая, приступила к самой трудной в своей жизни учебе: я начала учиться быть матерью.
