Дойдя до дамбы, дон Камилло остановился.
— Господи, — воззвал он громким голосом, — если бы в этом мерзком городке дома честных людей могли бы поплыть, как Ноев Ковчег, я молился бы о наводнении, чтобы оно прорвало дамбы и затопило все вокруг. Но поскольку те немногие честные люди, что тут есть, живут в домах из таких же точно кирпичей, как дома негодяев, то несправедливо было бы заставлять их страдать по вине таких мерзавцев, как мэр Пеппоне и вся его шайка безбожников. И потому я прошу Тебя помиловать наш городок, упасти его от вод реки и дать ему процветание.
— Аминь, — отозвался из-за спины дона Камилло голос Пеппоне.
— Аминь, — повторили хором люди Пеппоне, пришедшие на дамбу вслед за Распятием.
Дон Камилло возвратился обратно в город. И когда он обернулся в дверях церкви, чтобы благословить напоследок оставшуюся далеко позади реку, то перед ним на церковном дворе оказались: маленькая собачка, Пеппоне, люди Пеппоне и все жители городка, включая аптекаря. Аптекарь был атеистом, но, черт возьми, ведь такого попа, как дон Камилло, что заставит тебя и Творца полюбить, пойди еще поищи.
Либерал
Как только Пеппоне узнал из афиш, во множестве расклеенных по всем деревням, что какой-то тип выступит с речью по приглашению либералов, он взвился как ужаленный.
— У нас, в цитадели большевизма, мы должны потерпеть такую гнусную вражескую провокацию? Да мы ему покажем, кто тут главный!
Он созвал свой генеральный штаб, и эта неслыханная новость была изучена со всех сторон. Предложение немедленно поджечь помещение Либеральной партии было отвергнуто, также не поддержали и идею запретить выступление административными мерами.
Вот они — подводные камни демократии, — сказал в заключение Пеппоне, — каждый проходимец может позволить себе такую роскошь, как толкать речи на общественных площадях.
В конце концов они решили оставаться в рамках законопослушания и общественного порядка, то есть мобилизовать все имеющиеся в наличии силы, организовать патрули, обезвредить все возможные засады, оккупировать все стратегические высоты и основное место действия. Курьеры готовы были в любой момент призвать подкрепление из окрестных деревень.
— Сам факт того, что они осмеливаются устраивать выступление здесь, свидетельствует о том, что они намерены нас победить, — сказал Пеппоне, — но мы не дадим им застать себя врасплох.
Из наблюдательных пунктов вдоль всех дорог, ведущих к городку, должны были сообщать о всяком подозрительном движении на дороге. К этой службе патрули приступили с раннего утра в субботу, но в течение дня ни одна кошка не появилась на дороге.
Ночью Шпендрик засек было подозрительного велосипедиста, однако при ближайшем рассмотрении это оказался просто пьяный. Выступление должно было состояться в воскресенье пополудни. До трех никого не было ни видно, ни слышно.
— Они подтянутся на поезде в 15.35, — предположил Пеппоне и распорядился усилить наблюдение в районе вокзала.
И вот пришел поезд, и из него вышел только один человек, невысокий, худой, с фибровым чемоданчиком в руках.
— Ну, значит, они что-то прослышали и поняли, что недостаточно крепки для нанесения такого удара, — заключил Пеппоне.
И в этот момент к нему подошел незнакомец с чемоданом, вежливо поздоровался и спросил у Пеппоне, не будет ли он так добр и не покажет ли ему, где находится помещение Либеральной партии.
Пеппоне посмотрел на него в изумлении и переспросил:
— Помещение Либеральной партии?
— Ну, да, — подтвердил тот, — я должен через двадцать минут выступить с речью и не хотел бы опоздать.
— Вообще-то объяснить непросто, потому что центр населенного пункта располагается на расстоянии нескольких километров, — сказал Пеппоне.
Человечек забеспокоился.
— А можно ли найти какой-нибудь транспорт дотуда?
— Я на грузовике, — пробормотал Пеппоне. — Хотите, довезу.
Незнакомец поблагодарил, и они направились к грузовику. Когда приезжий увидел полный кузов народа, с мрачными лицами, в красных шейных платках, он вопросительно посмотрел на Пеппоне.
— Я тут главный, — сказал тот, — садитесь в кабину, со мной поедете.
На середине дороги Пеппоне заглушил машину и посмотрел на оратора. Это был интеллигентный человек среднего возраста, худой, с тонкими чертами лица.
— Значит, вы либерал? — спросил Пеппоне.
— Да, — ответил оратор.
— И вам не страшно тут одному с пятьюдесятью коммунистами?
— Нет, — ответил оратор.
В кузове угрожающе зашумели.
— А что в чемоданчике? Тротил? — спросил Пеппоне.
Либерал рассмеялся и поднял крышку чемодана.
— Пижама, тапочки, зубная щетка.
Пеппоне смял в руках шляпу и хлопнул себя по ляжке.
— Вот безумие! И почему, позвольте узнать, вы не боитесь?
— Ну именно поэтому, вас же пятьдесят, а я один.
— Да какая разница, — завопил Пеппоне, — пятьдесят, не пятьдесят, вы что, не понимаете, что я одной левой могу вас забросить аж в тот канал?
— Нет, — совершенно спокойно ответил приезжий, — я так не думаю.
— Тогда вы либо псих, либо несознательный, либо дурите людям головы!
Оратор засмеялся.
— Все гораздо проще — я честный человек.
Пеппоне подскочил.
— Ну нет, дорогой синьор! Если бы вы были честным человеком, то не были бы врагом народа! Слугой реакции, орудием капитализма!
— А я и не враг никому и никому не слуга. Я просто думаю не так, как вы.
Пеппоне завел машину и рванул с места.
— Вы завещание написали перед тем, как сюда ехать? — ухмыльнувшись, спросил он по дороге.
— Нет, — нисколько не смутившись, ответил оратор, — все, что у меня есть, — это моя работа, а ее я завещать никому не могу.
На въезде в городок Пеппоне остановился на минутку побеседовать со Шпендриком, который сопровождал их на адъютантском мотоцикле. Потом боковыми улицами добрался до помещения Либеральной партии. Двери и окна были заперты наглухо.
— Никого, — мрачно сказал Пеппоне.
— Наверное, они уже все на площади, мы опаздываем, — предположил оратор.
— Должно быть, так, — ответил Пеппоне.
Подъехав к площади, грузовик остановился. Пеппоне и его ребята плотным кольцом окружили оратора и с трудом прорвались с ним сквозь толпу к трибуне. Оратор взошел на трибуну. Перед ним стояло две тысячи человек в красных платках.
