Пролог
«Хорошо бы пойти по дну…» — вздохнула молодая женщина. Она стояла на палубе парохода, облокотись о фальшборт, и ветер трепал ее короткие волосы.
Занимался день.
Она следила за этим его занятием и жалела, что отправилась в круиз одна.
«Тут еще хуже, чем на суше… Хуже, чем на суше».
«Хуже, хуже, чем на суше», — бормотала она.
Она, как всегда, была одета в черный костюм.
Волосы у нее были светло-крашеные.
Лицо смеялось и сияло, так что при взгляде на него всем тоже сразу же хотелось смеяться-улыбаться.
Черный костюм только самую малость приглушал сияние лица, но если бы не эта малость, все встречные уж точно тут же начинали бы смеяться-улыбаться.
У нее был утомленный вид.
Она устала.
От своего лица, костюма, от коротких светлокрашеных волос.
Устала от дурацкого круиза.
Устала так, что даже не хватало сил влезть на борт и прыгнуть в море.
Так, что хотела потонуть, не сходя с места, вместе с пароходом.
«Хорошо бы пойти ко дну…» — вздохнула она.
В тот же день и в тот же час на верхней палубе того же парохода другая женщина стояла у фальшборта спиною к морю и курила сигарету.
«Хоть бы потонуть», — подумала и эта женщина.
Она была помельче и как бы понервознее той, первой. А волосы длиннее и темнее. Почти что черные.
На ней были белая блузка, белые брюки и белый платочек. Она стояла босиком.
Стояла и смотрела в пустоту, но так, как будто что-то пристально разглядывала.
Если бы не море, не пароход, не развевающийся на ветру платочек, можно было бы подумать, что она стоит на вокзальном перроне. Вот только поезд все никак не подойдет или никак не остановится. Или она в него никак не сядет.
Так и стояла, устремив застывший взор повыше пароходных труб.
«Подняться легким дымом, — подумала она, — парить среди птиц. — Она раскинула руки. — Самой стать птицей».
Тут она вспомнила, что плывет по морю: «Пойти ко дну, тонуть среди рыб». Она опустила руки: «Самой стать рыбой».
Еще немного — и она бы, по своему обыкновению, отвлеклась на мелочи. Пожалуй, начала бы выбирать, какой именно птицей и рыбой станет.
Но спохватилась и решила хоть раз в жизни сосредоточиться на главном.
«Хоть бы потонуть», — снова мысленно произнесла она.
Все в тот же день и в тот же час на самом кончике носа все того же парохода третья женщина шептала, сама не зная кому:
«Забери меня!»
Она впервые прошептала это еще задолго до того, как очутиться здесь, на бороздящем море пароходе.
И верила, что мольба ее будет услышана.
Но шли за днями дни…
Шли мимо и глумливо усмехались. Она спокойно, безмятежно смотрела, как они идут, и продолжала твердить свое.
Каждое утро, каждый день, каждый новый рассвет она встречала той же просьбой: «Забери меня!»
На ней было желтое, канареечно-желтое платье.
Она перегнулась через борт и, глядя прямо вниз, вообразила, как опускается под воду пароход.
Длинные каштановые волосы — очень длинные, но не очень каштановые, вернее сказать, длинные русые волосы, перехваченные ярко-желтой лентой, свисали прямо над водой.
Вдруг, резко распрямившись, она откинула волосы назад.
«Не так», — подумала она вслух.
«С ума сошла», — прибавила она.
Потом сложила руки рупором и крикнула опять-таки сама не зная кому:
«Пошеееееееееееел тыыыыыыыыы нааааааааа фиг!»
И вновь застыла, вслушиваясь в пустоту, которую оставил в ней этот крик.
Книжник
Далеко-далеко, за тридевять земель от ваших краев лежит страна, в той стране есть город, а в городе множество книжных лавок. В одной из них ее хозяин Книжник услыхал бренчанье над входной дверью — пудупудупуду — и открыл глаза.
Он на скорую руку прибрался на столике и стал ждать.
Столик Книжника скрывался за двумя составленными углом стеллажами. Посетители книжной лавки, полагал он, желают первым делом видеть книги.
А вовсе не книгопродавца.
Книжник любил представлять себе, как посетитель попадает прямо в книжный океан, или, если угодно, в необъятное книжное море, и странствует по нему в одиночку, без посторонних глаз.
Ему хотелось, чтобы книги существовали сами по себе, без него.
А он, Книжник, сам по себе пусть бы и вовсе не существовал.
Пожалуй, Книжник был немного мрачноват, но он к себе приноровился.
Легко ли сохранять бодрость духа, когда тебя со всех сторон окружает столько книг, столько разных историй, мыслей, жизней. В минуты уныния ему случалось позавидовать торговцам автомобилями.
Но не всерьез.
На самом деле он завидовал даже не авторам книг, которые читал, а их героям.
Книга же, где герой торговал бы автомобилями, ему что-то не попадалась.
Чтоб торговал действительно, а не загонял разок по случаю.
А уж Бог знает, сколько книг он прочитал.
Впрочем, Бог знал, что книг, где герои держали бы книжные лавки, он тоже прочел не так много.
