— Со всем этим может смириться только очень сильная женщина, — прошептал Том.
Теперь уже она прикоснулась к нему, ее ладони прошлись по его лбу. А потом она открыла глаза. В них читалось желание.
— Я сильнее, чем ты думаешь.
Том не рассмеялся, он даже не улыбнулся, но Келли каким-то образом смогла понять, что он ей не поверил.
— В самом деле, — произнесла она, положив руки на его плечи.
Том поцеловал ее. Он просто не мог себя сдерживать, когда ее взгляд был столь жадным, а ее руки скользили по его телу. Он целовал ее так нежно, как мог, стремясь держать свое желание под контролем. Келли только вздохнула, когда он освободил от сорочки ее плечо.
«Иисус, да остановит ли кто-нибудь меня?» — подумал Том.
Он вернул сорочку на место.
— Думаю, нам следует себя немного сдержать. — Том не мог поверить, что эти слова произнес он сам. Но трудно было поверить и в то, что он сейчас стоит в спальне Келли Эштон, держит ее в руках, почти обнаженную, в одной только тонкой сорочке. Боже, на ее тело уже начинал реагировать его организм — и Келли наверняка это уже почувствовала.
Том знал, что ему сейчас необходимо сделать шаг назад, чтобы оставить между ними какое-то расстояние, но он не был каменным, черт побери, и он поцеловал ее еще раз. На этот раз сдерживать себя было труднее, но все же и этот поцелуй оказался деликатным, полным уважения и почти благоговейным.
Наверняка именно этого Келли Эштон и хотела.
— Малышка, я не хочу причинить тебе вреда, — хрипло произнес Том. — Я не могу предложить многого такой женщине, как ты. И сейчас…
Келли молча поцеловала его.
Его руки были осторожными, словно она могла разбиться.
Келли внезапно вспомнила свою поездку с Томом на «харлее», ту, много лет назад. Тогда она попросила Тома ехать быстро, как только он мог, как только позволяла дорога. Она хотела ощутить лицом ветер, дрожь мотоцикла на мощеной дороге.
Но он не прибавил хода. Он и тогда заботился о ней.
Слишком сильно.
В ту ночь, в машине Джо, она хотела, чтобы он взял ее — чтобы испытать еще неизведанное.
Вместо этого он отвез ее домой.
А сейчас он говорит, что не может предложить многого такой женщине, как она. Это значит: такой прекрасной женщине, как она. За всю ее жизнь никто никогда не видел в ней ничего особенного.
Люди не хотели узнать, что у нее на душе; все, что они видели, — это розовые щечки, ямочки и большие голубые глаза. Только Том видел в ней Прекрасную даму.
Может, она в какой-то мере действительно Прекрасная дама? Но что с того? Почему бы Прекрасной даме не хотеть бешеного, чувственного секса? Почему у Прекрасной дамы секс должен быть сдержанным и осторожным?
В конце концов, зачем ей обязательно длительные отношения? Почему бы ей просто не воплотить в жизнь свою давнюю фантазию и не броситься в омут страсти? Это лучше, чем одинокая и мрачная ночь.
Потом все ее ночи будут одинокими и мрачными.
Келли знала, что Том ее хочет. На этот счет не было совершенно никаких сомнений. Она это чувствовала по восставшей части его тела. Ей захотелось добраться до этой части, расстегнуть пояс Тома. Она хотела…
Она хотела слишком многого. Том, наверное, и не подозревает о ее мыслях. О том, что ей не нужна его сдержанность.
Ей нужен был тот, кто был способен, как и она, потерять голову, готовый жить мгновением.
И именно таким она всегда представляла себе Тома Паолетти.
Проверяя, права ли она, Келли поцеловала era снова, сильнее, всасывая его язык своим ртом и проводя животом по его восставшей плоти.
Она услышала стон Тома. Это было хорошо. Она почувствовала, как его руки скользнули по ее спине. Том явно хотел прижать ее сильнее, но не решился и остановился на полпути. И снова она почти физически ощутила, как он сдерживает себя. А это уже было нехорошо.
Келли знала, что Тому непросто себя сдерживать. Сдержанность была не в его характере, она появилась только сейчас — из-за нее, Келли.
Потому что она была для него Прекрасной дамой.
Келли целовала его снова и снова, долгими, глубокими поцелуями, практически молящими Тома бросить ее на кровать. Она стянула с него рубашку и начала водить ладонями по его теплой коже. Затем опустила руку к его ремню. Том застыл в удивлении — неужели она двинет руку ниже?
Должна ли двигать руку ниже его Прекрасная дама?
Его руки стали работать энергичнее, но самоконтроль все еще продолжал ощущаться.
О нет, не деликатной, вежливой любви ожидала Келли от Тома Паолетти. Ей нужно было прыгнуть в бездну. Она хотела обезуметь. С парнем, которого считали грубоватым, чуть сумасшедшим, немного диким.
— Поцелуй меня, черт побери, — взмолилась Келли. — Мне больше не шестнадцать лет. Ты можешь целовать меня, как ты хочешь!
Он использовал то, что она перестала его целовать, чтобы отстраниться и отвести ее руку от своего пояса.
— Келли, я думаю, ты хочешь…
Келли использовала одно-единственное, очень грубое, но точное слово, чтобы обозначить, чего она хочет.
— Я хочу именно этого, Томми, но каждый раз, как я тебя целую, ты словно боишься меня поранить. Поверь, это не ранит.
Том рассмеялся, но Келли заметила в его глазах удивление. Он никак не ожидал услышать от нее таких слов.
— Ты знаешь, что я уже не девушка, — продолжила Келли. — Я была замужем несколько лет. И, должна сказать, Гари не был у меня первым. Веришь ты или нет, но я люблю секс немного рискованный, немного грубый. И громкий. Скажу честно, я хочу, чтобы мы наделали много шума.
Было очевидно, что Том не знает, что сказать и что сделать. Келли могла его понять — она сама не ожидала от себя таких слов. Но все ею сказанное было правдой. Она никогда не осмеливалась произнести это раньше вслух; ее удивила собственная смелость. А ведь она еще сказала не все.
— Я знаю, что ты до сих пор думаешь обо мне как о соседской девочке, но я уже взрослая женщина, — добавила Келли. — У меня миллион скверных привычек и примерно столько же темных, ужасных мыслей. Я уже успела повидать много плохого, Том, — смерти, страдания, боль. Я хочу, чтобы ты видел во мне ту, кем я являюсь на самом деле. Позволь мне сойти с пьедестала, на который ты меня возвел, поскольку на нем я не могу жить реальной жизнью. Я не могу до тебя дотянуться с этой высоты. Я не смогу обвить ноги вокруг тебя так, как я этого хочу.
Огонь его глаз говорил Келли, что он понял ее и желает дать ей то, чего она хочет.
Хватит сдержанности. Хватит самоконтроля.
— Я не совершенство. — Ее сердце билось все сильнее и сильнее, но Келли хотела все прояснить. — Я плачу, когда мне плохо, я выхожу из себя, когда сержусь, а в минуты неудач я не нахожу себе места от уныния. Я использую бранные слова. И довольно часто. У меня есть татуировка. — Видя недоверие в глазах Тома, Келли кивнула:
