— Сара, — сказала она, — у нас мало времени. Когда-нибудь тебе все станет ясно. Но сегодня ты должна дать мне обещание. Когда за тобой придут, скажи им то, что они хотят услышать. Этого им будет достаточно, и тебя отпустят. Даже если понадобится сказать, что ты летаешь каждую ночь на Лысую гору на помеле и пляшешь джигу. Даже если тебя спросят, ведьма ли я, не раздумывая скажи «да».
Я снова замотала головой, но она сказала:
— Моя неистовая, сердитая Сара, это тяжелая ноша, но ты единственная, кому она по плечу. Ричард и без того склонен к раздумьям и переживаниям и сорвется, когда осознает содеянное. А Эндрю… что взять с бедного глупенького Эндрю. Он дверь не может найти, ибо смотрит в окно. Том — добрый мальчик, но слишком заботится о чувствах других и может сделать неправильный шаг, желая угодить. В этой книге наша история, а история семьи жива, только пока есть тот, кто может ее рассказать. Мы останемся в живых в тебе, и, даже если мне суждено умереть, о нас не забудут.
— А отец. Отчего он не может хранить книгу?
Я слышала, как она медленно вздохнула.
— Он о ней не знает, — помолчав, ответила она.
Я не могла поверить, что жена способна утаить такой секрет от мужа и доверить его мне, своей дочери. Она отодвинулась, и темнота скрыла выражение ее лица, а голос зазвучал неотчетливо, словно она закрыла лицо руками.
— Я не говорила отцу о книге, потому что, поведав мне о своей жизни, он надеялся оставить ее позади, забыть и никогда более не вспоминать. Но я не могла этого допустить. Речь идет о многих человеческих жертвах. Слишком много было пролито крови, чтобы родилась история, записанная на этих бренных страницах, и если она забудется, то и жертвы были напрасны.
Мать взяла мою руку, поцеловала и положила на книгу со словами:
— Не задавай больше вопросов, Сара. Со временем ты найдешь на них ответы.
Я дала обещание, и мы закопали книгу, обернув ее клеенкой, под вязом. Влажную землю рыли руками. Мать велела мне хорошенько запомнить место, чтобы я смогла его снова найти, и мы проделали обратный путь, не произнеся ни слова.
Рано утром тридцать первого мая к дому подъехала телега, и мы услышали, как наш пес рванулся на цепи и яростно залаял, когда Джон Баллард подошел к двери. Я знала, что отец удлинил цепь, и собачьи зубы были всего в нескольких дюймах от сапог констебля. Тот испугался и выругался. Войдя в дом, констебль зачитал ордер. Мать смотрела ему прямо в лицо, когда он связывал ее руки веревкой. Она не плакала, не просила пощады, не требовала времени на сборы. Она только посмотрела на каждого из нас по очереди и подозвала меня. Постучала пальцем по своей груди и приложила его к моей, создавая невидимую нить понимания и соучастия. Причастности к общему секрету. Когда мать уходила, Ханна заплакала и стала рваться к ней. Я взяла ее на руки и долго качала, пока не стих скрип колес повозки, увозившей мать по дороге в деревню Салем.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Спустя многие годы после того, как я вышла замуж и мои дети выросли, мой дорогой муж Джон заплатил солидную сумму, чтобы нанять клерка и послать его из Коннектикута в деревню Салем переписать документы, составленные во время суда над матерью. Многие бумаги были уничтожены частично самими судьями, частично их родственниками, из страха, что на них обрушится народное возмущение. К оставшимся документам на протяжении десятилетий доступ был запрещен, и они лежали на дальней полке деревянного шкафа для хранения салемских метрических книг, пока о них почти не забыли.
У меня не было ни желания, ни намерения воскрешать прошлое подобным образом. Но однажды ночью, когда стало по-осеннему холодно и запахло опавшей листвой, мне приснился сон. Мне снилось, что я лежу в своей постели рядом с мужем в окружении спящих сыновей и дочерей а также их сыновей и дочерей и при этом моя душа улетела на край кукурузного поля, раскинувшегося подле дома моей бабушки.
Была ночь, и лунный свет отбрасывал длинные тени. Я стояла и слушала, как набухают и шуршат кисточки на кукурузных початках. Пугало наклонилось на шесте от ветра, и казалось, будто оно поглядывает на меня, но не злобно, а в спокойном ожидании. Светила полная луна, и вокруг диска образовался серебряный ободок, предвещающий дождь на рассвете. Но в ту минуту небо было иссиня-черным и безоблачным, а воздух влажным и теплым, как дыхание ребенка. Пугало раскачивалось, указывая то на север и на юг, то на восток и на запад, и вот на краю поля послышалось какое-то трепетание. Из зарослей кукурузы показалась маленькая ножка в большом, не по размеру, стоптанном башмаке с серебряной застежкой, сверкнувшей в лунном свете. Потом появилась рука в черной перчатке, потом плечо, маленькое сгорбленное тельце и наконец темная голова. Глаза огромные, как блюдца, и блестящие. Тут я увидела, что никаких перчаток на человечке нет. Это черные руки мальчика-раба лейтенанта Осгуда.
Он взглянул на меня с грустью, и мы долго смотрели друг на друга. Вторую руку он прятал в кукурузе, а когда вынул ее, оказалось, что он держит маленькую косу, какой обычно косят папоротник-орляк и какая не годится для покоса в поле. На лезвии темное медно-красное пятно. Мальчик покачал головой, будто хотел сказать: «Мне жаль, но я должен это сделать». Он раздвинул стебли кукурузы и указал косой на проход.
Мне стало очень страшно, и я не могла сдвинуться с места. В кукурузе мелькали фигуры мужчин и женщин, до боли знакомые, но рассмотреть их получше в темноте было трудно. Маленький мальчик открыл рот и сказал нежным детским голоском:
— Сара, иди в кукурузу.
— Ну зачем мне идти? — закричала я, и в тишине ночи мой голос прозвучал громко и капризно.
Я не хотела двигаться с места, не хотела никуда идти, но какая-то сила, словно на салазках, потащила меня вперед, и вскоре я уже стояла рядом с мальчиком. Он зашептал мне на ухо, и теперь это был голос Маргарет.
— Ты умеешь хранить секреты, Сара? — услышала я. Кивнув, я вспомнила все секреты, которыми мы делились в доме ее матери. Потом она сказала: — Нельзя собрать кукурузу, не заходя на кукурузное поле. — И жар ее дыхания обжег мне ухо.
Я проснулась вся в слезах, руки впились в ребра у самого сердца. Более сорока лет я хранила прошлое за неприступной стеной, которую соорудила сама. Мне казалось, что, если я зайду за эту стену и вспомню прошлое, мой рассудок закипит и я сойду с ума. Но когда я лежала в постели, обливаясь потом, потерявшая покой и измученная, мне пришло в голову, что, чтобы собрать кукурузу, необязательно забираться в темную середину поля и срезать стебли, двигаясь из центра к краю. Лучше начать с початков, что растут с краю, и двигаться к середине початок за початком. Надо чтобы солнце светило сзади, чтобы его лучи освещали каждый початок, будь то здоровый и сладкий или почерневший и испорченный. Только так можно приготовить пищу, которая насытит изголодавшее тело и восстановит душевное равновесие.
Далее привожу документы, связанные с судами над ведьмами, привезенные из деревни Салем. Когда я их получила, то стала вспоминать. А с воспоминаниями пришло выздоровление.
