На этот раз костыль не был отвергнут.
— Так-то лучше, — кивнула женщина. — Теперь идите ко мне.
Эркюль сжал костыли и сделал первый неуверенный шаг, стараясь не налегать на растяжку. Он выбросил вперед костыли и подтащил к ним ноги, потом снова попытался шагнуть. Растяжка держала отлично. Кучер замер, окрыленный успехом.
— Пристегните вторую.
— Разумеется, — ответила женщина. — Подайте нам табурет.
На этот раз она взялась за дело сама и вскоре с ним справилась. Эркюль под ее руководством принялся обходить помещение, а Саттин тем временем обратился к Доминго:
— Возможно, князю удастся исцелить и Сельбье.
Испанец вспомнил пустые глаза собрата.
— Нет, — печально ответил он. — Рог, дерево, бронза и сталь не могут целить разум.
Саттин, поколебавшись, кивнул.
— Я всего лишь надеюсь.
Возвысив голос, он спросил:
— Эй, приятель, у вас все в порядке?
— О да!
Эркюль восхищенно глядел на Ифигению. С ее помощью он обошел подвал трижды и намеревался продолжить это занятие. Внезапно тяжелая дубовая дверь скрипнула. Все присутствующие в мучительном ожидании посмотрели наверх.
Дверь приоткрылась, пропустив в помещение полосу света, потом ее перекрыл силуэт человека в бесформенном дорожном плаще.
— Добрый день, — сказал Сен-Жермен, спускаясь в подвал.
Первым дар речи обрел англичанин.
— Ваше высочество, мы и не ожидали…
— Я тоже не ожидал, — прервал его Сен-Жермен.
Эркюль шагнул навстречу хозяину.
— Граф, — произнес он, неуверенно улыбнувшись, — какой-то князь повелел этим кудесникам изготовить для меня механизм…
Он вдруг сообразил, что, обращаясь к хозяину первым, нарушает правила этикета, и виновато понурился, ожидая разноса. Однако все обошлось.
— Рад видеть вас на ногах, Эркюль. Надеюсь, в скором времени вам покорятся и козлы.
Граф говорил вполне искренне, хотя его рассеянная улыбка свидетельствовала о том, что он озабочен чем-то другим.
— Мы все исполнили в точности, — сказал по-английски Саттин. — Дерево и рог изумительно дополняют друг друга Это потрясающее открытие! Позвольте поздравить вас!
Сен-Жермен пожал плечами.
— Открытия нет. Адресуйте свои поздравления скифам. Они таким образом клеили свои луки за пару тысячелетий до нас. Оставалось лишь применить их изобретение к нуждам Эркюля.
Он снял треуголку и сбросил с плеч плащ, оставшись в темном дорожном костюме, отороченном мехом на венгерский манер. Безупречно белый шейный платок его был заколот булавкой с рубином, волосы на затылке перехватывал черный бант. Граф нахмурился, стягивая перчатки, но тут же собой овладел.
— Я отсутствовал, три дня, — продолжил он на безупречном английском, — и приятно ошеломлен результатами вашей работы. Будьте уверены, моя благодарность не заставит себя долго ждать.
— Мы польщены, ваше высочество, — поклонился Саттин и, поколебавшись, добавил: — Если вы еще не определили, в чем она должна выразиться, могу ли я обратиться к вам с просьбой?
Сен-Жермен вопросительно поднял брови.
— Продолжайте.
— Тигль, ваше высочество. Чтобы растить алмазы, нам нужен нормальный тигль. Честно говоря, — быстро добавил он, — наш тоже неплох, но он не держит температуру.
— Знаю, — кивнул Сен-Жермен. — Хорошо, Саттин, с этим я разберусь.
Он отвернулся от англичанина и повернулся к Доминго-и-Рохасу, заговорив с ним уже по-испански.
— Великолепная работа, мой друг, высокое мастерство. В чем секрет такого успеха? Испанец смутился.
— Я… мы… сестра… Мы, собственно, лишь старались не разойтись с вашими чертежами, вычисляя по звездам благоприятное для каждой операции время.
— Потрясающе, — с едва заметной долей иронии сказал Сен-Жермен. — Итак, вы, мадам Лэрре и Саттин. Кто еще?
Доминго-и-Рохас склонился в низком поклоне.
— Мы трое всегда к вашим услугам, князь.
— Понятно. А что же Сельбье?
— Все так же плох. Врач осмотрел его и сказал, что ничего сделать нельзя. — Доминго-и-Рохас развел руками. — Но что они знают, эти врачи? Он режут своими ножами людей, а когда те умирают, находят тысячу способов доказать, что все их мастерство было бессильно.
— Жаль.
Теперь Сен-Жермен — с легким пьемонтским акцентом — говорил по-французски.
— Если вы пожелаете, я направлю к нему других докторов. Впрочем, очень сомнительно, что это поможет.
Мадам Лэрре кивнула.
— Да, ваше высочество, я тоже думаю так. Ведь у него в беде не тело, а разум.
Нахмурившись, она оглядела свои ладони.
— Вижу, мы неплохо понимаем друг друга, мадам.
Грубая физиономия кучера, скромно постаивавшего в сторонке, внезапно вытянулась, и он изумленно вскричал:
— Ха! Я все понял! Вы ведь и есть тот князь, о котором здесь столько твердят?
Эркюль забылся настолько, что ткнул в хозяина пальцем.
Сен-Жермен не обратил внимания на столь вопиющую неучтивость.
— А что же вас так удивляет, мой друг? Или вам кажется, что я самозванец?
— Я… я нисколько не удивлен… — замялся Эркюль, приходя в ужас от собственной наглости.
— Титулом этим я пользуюсь очень нечасто, — хладнокровно продолжал Сен-Жермен, — но заверяю, что кое-кому это имя известно.
Совершенно смущенный Эркюль робко пролепетал:
— Но я не сомневаюсь ни в чем и, разумеется, вовсе не спрашиваю…
— Разумеется, спрашиваете. И, разумеется, заслужили ответ. Я происхожу из древнего карпатского рода. На протяжении долгих столетий мои предки роднились с представителями лучших европейских фамилий, — граф насмешливо улыбнулся. — Полагаю, некий папа из рода Орсини принадлежит к нашей родне. А если копнуть глубже — там найдутся и цезари. Но все это в прошлом, поросшем быльем.
Была Флоренция, были Медичи,[14]но Сен-Жермен не стал о них поминать. Саттину с Доминго, судя по их остановившимся взглядам, хватило и сказанного, кучер казался совершенно раздавленным, невозмутимой осталась только Ифигения Лэрре.
— Слава предков, без сомнения, законный повод для гордости, — спокойно сказала она. — Но отпрыск славного рода и сам должен быть достоин почтения, иначе вся его знатность не многого стоит.
