Робин еще болен. Я здорово его отделал, хотя все-таки проиграл. Он тоже заходил ко мне, с рукой на перевязи, бледный от сотрясения мозга. Мы долго разговаривали, даже выпили вместе — хотя лекарь Гермунд нам обоим и запретил. Они наконец-то примирились с братом — через двадцать пять лет.
Оказывается, барон Хогарт Черного Орла в молодости был очень… как бы сказать поприличней… женолюбив. Но как человек благородный, барон своих бастардов не имел обыкновения выкидывать на улицу, а напротив, держал при себе и намеревался им что-нибудь оставить в наследство. Была у него еще дочка, от какой-то пастушки; барон ее хорошо выдал замуж, правда, за языческого барона, за горы. А Робинова матушка была прачка. Робин — самый старший ребенок сэра Хогарта, поэтому Роланд всегда опасался такого брата. И постарался как можно скорее убрать его с дороги. Он как раз тогда начал заниматься всяческой магией, а дома на вакациях испытывал свои силы. Очень простое заклятие и немного зелья, называется — отворот. Если здесь не замешана какая-нибудь вечная любовь, человек почувствует такое отвращение и ненависть к кому угодно, что погонит за порог, будь это хоть законный сын. Не то что бастард. Еще помогает, если у подопытного характер тяжелый; а барон Хогарт своей склочностью на всю округу был знаменит. Отворот, оказывается, куда легче и быстрее действует, чем приворот. Это очень грустно — хотя, на самом деле, оба они зря. Вот тебе и «Сгораю в любви».
Кончаю писать. Вроде бы все рассказано. Вот, снова пришел брат. Хорошо, что он станет бароном, у него это получится лучше, чем у меня. Он хотел писать под мою диктовку — а я уже все закончил, ведь правда, недурная работа для трех дней?
Голова болит ужасно. Букв почти не вижу. Да принесут мои записи кому-нибудь хоть что-нибудь доброе, завершить их за три дня было нелегко.
Ведь верно, не надо бояться боли? И унижения тоже. Кто же нас может унизить, если Господа и вовсе распяли.
Надо так жить, чтобы ничего не бояться. Ни боли, ни смерти, ни одиночества. А я только перед смертью научился, дурак.
На этом конец моей книги, аминь.
Нет, еще немного. Это очень важно.
Только что ко мне заходил Роланд. Весь в черном — я сперва думал, в трауре по мне. Потом разглядел.
Плакал, прямо на мои записи. Я тоже. Поцеловал меня. Он принял постриг в Святом Мартине, уже принес первые обеты. Теперь он — брат Осанна. Уходит в строжайший затвор. Свое поместье отдает Робину, как старшему брату; тот по праву — барон Черного Орла. А его разбойники станут, должно быть, его вилланами — правда, долго ему придется расплачиваться с пограбленными соседями… В общем, все хорошо. Я попросил Роланда молиться обо мне, и знаю, что он это сделает. Потом попросил уйти — хочу остаться один, когда это случится. Оно случится вот-вот. Уже начинается.
Я люблю тебя, прости меня. Прости меня, братик. Прости, Роланд. И Робин, и Райнер, Алиса, Мария, Гаспар. Мальчик, сын медника. Старички Берта и Годвин. Отец Бонавентура. Я вас всех люблю.
Хотел еще раз увидеть, как Уна танцует. Вот если бы, когда все начнется, ко мне пришла она. И танцевала бы. Ведь с тех пор, как мы забрали ее от цыган, она ни разу не танцевала.
Страшно. Я рад, но все равно очень страшно. Умирать так одиноко, даже когда думаешь, что все будет хорошо. Я знаю. Все уже есть хорошо.
Прости меня, Господи.
