и бочки соленой говядины, которая уцелела даже при нашей скудости на возвратном пути из Америки. Кроме того, каждому выдали по четыре фунта масла. Многие, кто был экономен, сберегли из своего бедного провианта столько, что при отплытии смогли испечь полпуда сухарей и взять их с собой. Те же, кто прежде жил слишком хорошо, сушили мясо манати.
13 августа мы со смятением в душе в последний раз покинули свои жилища и взошли на борт судна. Оно должно было либо донести нас до границ Азии и нашей любимой отчизны, либо, после стольких трудов, надежд и тоски, вынести по воле Всевышнего приговор нашему жалкому паломничеству. Когда мы все поднялись на судно, то впервые поняли, как заполнено его пространство и каким трудным поэтому будет плавание. Мы лежали друг на друге и ползали друг по другу. Свободнее всех было лейтенанту, мастеру Хитрову, мне и сыну лейтенанта в узкой каюте. Остальные 42 человека лежали в трюме, столь заполненном бочками с водой, провиантом и багажом, что им едва удавалось разместиться между ними и палубой. На три человека постоянно приходилось два места, поэтому вся команда была поделена на три вахты. Но так как пространство было все же переполнено, мы начали выбрасывать в море подушки, постели и одежду, которые взяли с собой с берега.
Новое судно имело 36 футов по килю и 42 фута от носа до кормы.
Тем временем мы видели, как песцы на берегу обследуют наши жилища с величайшим ликованием и занимают их, словно свои; казалось, они были изумлены, что никто их не прогоняет, как обычно. Кроме того, они за один налет нашли множество остатков жира и мяса, которые мы им оставили от всего сердца для развлечения.
Утром 14 августа мы особой молитвой просили Бога о помощи и поддержке нашего успешного плавания. Потом мы подняли якорь. Поскольку западный ветер помогал нам миновать юго-восточную оконечность острова, мы решили — хотя устье реки Камчатки и было вдвое ближе и наше судно едва ли могло выдержать осенний шторм — идти прямо в Авачинскую бухту. Мы плыли при слабом ветре и к полудню были уже в проливе между островом Беринга и островом, лежащим параллельно ему в пяти милях восточнее[291], а к вечеру достигли юго-восточной оконечности нашего острова[292].
В тот день мы были в приподнятом настроении, потому что при ясной и приятной погоде шли мимо острова, где знали все горы и долины, по чьим тропинкам столько раз с трудом взбирались в поисках пищи и по другим надобностям и на котором дали названия согласно разным обстоятельствам и событиям. Тем самым милость и милосердие Господни стали ясны всем, еще ярче напоминая, какими жалкими мы приплыли сюда 6 ноября, как чудесно нашли себе пропитание на этом голом острове и, несмотря на тяжкие труды, стали еще здоровее, крепче и сильнее; и чем более мы смотрели на остров, прощаясь с ним, тем яснее отражалось, как в зеркале, удивительное и любящее Божье руководство.
Поздно вечером мы, благодарение Богу, отплыли так далеко, что находились против самой выступающей оконечности острова.
В воскресенье, 15 августа, до полудня дул легкий ветер, и мы по-прежнему видели южную сторону острова. К ночи ветер усилился, но когда мы пошли по ветру и оставили дрейфовать в море лангбот, который так хорошо служил нам до сих пор, но теперь стал лишь помехой нашему судну, мы полностью потеряли остров из виду и, при весьма благоприятных погоде и ветре, прямым курсом вест-тень-зюйд пошли в Авачу.
Однако к полудню нас внезапно охватил ужас, потому что наше судно сразу заполнилось водой через неизвестную течь, каковое событие казалось еще опаснее, поскольку все знали прочность нового судна, а из-за тесноты и сильного ветра все мешали друг другу. Кроме того, поскольку судно было так плотно загружено, было чрезвычайно трудно обнаружить причину течи. К тому же помпы, когда они стали всего более необходимы, оказались забиты многочисленными щепками, остававшимися в трюме, потому что кто-то позабыл подставить под них котлы. В таких обстоятельствах паруса немедленно были убраны. Одни передвигали багаж и искали течь. Другие не переставая вычерпывали воду котлами. Третьи выбрасывали в море железные пушечные ядра и картечь, взятые с берега[293]. И, к великому счастью, случилось так, что, когда корабль облегчили и течь заткнули — течь между тем была обнаружена нашим плотником именно там, где он и предполагал, и оказалась теперь выше ватерлинии, — мы поняли, что избежали и этой опасности и не утонем. Но коль скоро это происшествие послужило нам случайным предостережением, мы не преминули улучшить надзор и поставить в трюме котлы под помпами. Также стало ясно, что течь возникла, когда корабль во время спуска поднимали домкратами, верхняя часть которых упиралась ниже ватерлинии, и пригнанные доски легко было сместить, так как для ускорения строительства они скреплялись лишь железными гвоздями без единого деревянного нагеля.
16 августа мы продолжали идти прежним курсом. Во вторник, 17 августа, мы внезапно увидели Камчатку; мы вышли напротив Кроноцкого мыса и оказались едва ли не в миле от берега, поскольку заметили его при сумрачной и туманной погоде. Тем не менее мы придерживались плана плыть в гавань, от которой все еще находились примерно в тридцати милях. Однако, поскольку вдоль Камчатского побережья все время стоял либо полный штиль, либо дул противный ветер, мы провели еще девять дней, закрепив снасти, пока наконец 26 августа, сутки без перерыва идя на веслах, не подошли ночью к входу в бухту и вечером 27 августа не бросили якорь в долгожданной гавани.
Как ни велика была всеобщая радость от нашего благополучного прибытия, все же неблагоприятные и неожиданные известия, которые мы получили от камчадалов по прибытии, привели нас в еще большее волнение и заставили полностью забыть о себе. Все считали нас погибшими и скорбели таким образом: оставленная нами собственность попала в чужие руки и была по большей части расхищена. Поэтому радость и печаль зачастую быстро сменяли друг друга в зависимости от сути новостей. Все мы слишком привыкли к невзгодам и убогой жизни, считали, что это будет продолжаться всегда, и думали, что настоящее нам только снится.
На следующий день, от всего сердца поблагодарив Всемогущего Господа в общей молитве
