замолкает, дует губку по-нянькински, и ковыряет пальчиком в носу, как всегда, когда нервничает. Надо же. А она на девочку стала похожа, в этом костюмчике домашнем и смешных заколочках на причесанной головке. Ба, наверное, скупила все интернет магазины. Нужно будет ей возместить расходы. И…
– Так, а ну кыш. Дайте папе отдохнуть, – свежим ветром врывается в спальню адская нянька, как всегда, без стука. Хмурится притворно, а в медовых глазах скачут смешливые черти.
– Мы соскучились, – просто из вредности протестует Януська. – И папа не устал. Правда, папочка?
– Ну и ладно. Тогда я прямо при вас сделаю папе укол. Прямо в попу. Папе в попу, – хмыкает рыжая мерзавка. Надо же. А я уж было подумал, что в ней есть что-то человеческое. Малышек, словно ветром сдувает. Успеваю только услышать дверной хлопок.
– Опять будете обмороки симулировать? – улыбается Люся, деловито набирая в шприц прозрачную жидкость. – Ну же, давайте в этот раз вы будете хорошим мальчиком. А я за это вам дам конфетку. Ну или котлетку. Вот так. Ай молодец. Сегодня даже подушку не погрызли. Еще немножко. И можно жениться…
– Люся, – хриплю я, борясь с головокружением и адским желанием…
– Эй, вам плохо? Слушайте, вы только это, давайте без анафилактических шоков. У Юрца один раз был, он такой некрасивый сразу стал. Синий. Опухший. Глаза вытаращенные. Вот прямо, как у вас сейча… Вы что делаете? Вы…
Дергаю ее за руку на себя, явно рехнувшись. Видимо анафилаксия у всех по-разному проявляется. У меня вот точно безумие, вызванное отеком мозга. Ну, а иначе чем объяснить то, что я творю. Грохочет об пол медицинский лоток со шприцем и сломанными ампулами. И легкое тело Люси, валится на мое, совсем невесомо. И я автоматически сжимаю ее в объятиях, и абсолютно точно не хочу отпускать.
– Боже, вы что делаете? Там же невеста ваша за стенкой. У вас свадьба… Лев… Ну пожалуйста. Это все…
– Плевать, – шепчу я в рыжий огонь, слепящий, текучий, рассыпающийся огненными искрами.
– Вы сошли с ума. Это все от температуры, точно, у вас горячка.
Она пахнет солнцем, сливочным маслом и детским кремом. Да. У меня сносит башню. Просто срывает, чертовым попутным ураганом по имени Люся. Самым разрушительным и самым очищающим на свете.
– Ты права, сошел, – выдыхаю я прямо в обчетренные розовые губы, которые вдруг оказываются прямо перед моим ртом. Такие вкусные, зефирные. Ванильные и настоящие.
– Я ведь пожалею? – хнычет эта ведьма, опадая в моих руках, обмякая. – И вы пожалеете. Лев, зачем? Это не правильно.
– Если это угроза, то я не боюсь. И правильнее этого я миллион лет ничего не делал.
– А если сейчас сюда невеста ваша придет?
– Плевать. И она ни за что сюда не придет. И она…
И я проваливаюсь в сладкое безумие. Пробую наконец-то на вкус Люсины губы, задыхаюсь от восторга. Она отвечает робко, и я слышу как стучит ее сердце, прямо в мое. И глохну от этого яростного звука. И… Стону, когда она вырывается из захвата моих рук. В ее глазах больше нет бесенят, в них плещется…
– Я… Мне пора. Я не… Лев, я должна сказать. Я совсем не та… Так нельзя. Мы с вами не должны… не можем…
Можем. Мы все можем. Особенно если очень этого захотим. Я уже не знаю, как жить без рыжей ведьмы. Это невозможно. И девочки… Вот какая мамам им нужна. И мне… Она мне нужна как воздух. Я не знаю что это, но точно не страх остаться без няньки. Это раздувает изнутри, и мне страшно назвать то, что я чувствую словом, которое я думал, что забыл.
– Простите… – путается пальцами в расстегнутых пуговицах на дурацкой служебной блузе. Безумие. Прикрывает грудь, затянутую в дешевый трикотажный бюстгальтер, тонкой тканью. А мне кажется, что еще немного и я вообще ее никуда не отпущу. Никуда, никогда. – Вашей невесте привезли платье. И флорист приезжал. Девочки будут нести шлейф. Слышите?
Она бежит к двери, не оглядываясь, словно черт от ладана. И я чувствую нутром, что за окном поднимается ветер. Самый страшный ветер на этой чертовой планете. Пора вставать, возвращаться и рубить чертовы узлы, которые сам себе навязал. Поднимаюсь с кровати. Делаю несколько шагов к двери, за которой исчезла няня. Даются они мне с трудом. Не успеваю ухватиться за ручку. Дверь распахивается. Сердце пропускает удары.
– Дорогой. Ну наконец-то. У меня столько новостей. И не все приятные, – частит Ольга.
– Давай сначала я… Я хочу тебе сказать…
– В твоем доме завелся крысеныш, – перебивает меня невестушка, сунув мне под нос проклятую мерзкую газету. Пасквильный листок. Перед глазами все начинает плыть от клубящейся в голове ярости. Кто? Кто посмел вынести грязное белье моей семьи, которое мне удавалось долго, тщательно и весьма успешно прятать за стенами этого дома. – И фотки отврат, я на них толстая… Хорошо платье свадебное привезли тайно, и я его заперла. А то бы пришлось новое заказывать.
– Платье? Оля, какое платье? Ты думаешь, что я на тебе женюсь? Ты ни разу не зашла пока я болел, девочек забыла в ресторане. Ты нормальная? Ты еще тут, потому что я был слегка не в себе. Но теперь… Свободна. Я тебе дам денег на первое время. Но на этом все.
– Все таки нянька? Я так и знала. Змеей влезла между нами, вся такая чистенькая. Ну ничего, дорогой. Мы еще посмотрим.
Я не слушаю отвратительный клекот Лелечки, сейчас у меня есть дела поважнее. Сразу несколько дел: рыжая ведьма, которую я не отпущу никуда больше ни за что, начбез и газетенка, которую я порву, разнесу на кирпичи, уничтожу.
Телефон на тумбочке разрывается трелью. Я снова я. И я найду того, кто слил в желтые газетенки информацию обо мне и моей семье и выверну мехом внутрь. А потом, снова научусь быть счастливым.
Беру мобильник, только для того, чтобы сбросить звонок. Цепляюсь взглядом за название контакта. Лиза… Перезвоню позже.
Люся Зайка
Хорошими делами, прославиться нельзя
– Теперь вот тут, сгибаешь по центру. Вот так, подгибаешь уголки. И… Люся, ау, ты здесь? Мы, вообще-то, делаем…
Очень надеюсь, что «свадьбешную» бомбу, или шар воздушный, а еще лучше – дирижабль, на котором я улечу из этого дома, чем скорее, тем лучше. Сердце колотится в груди, как попрыгунчик, а руки… Пальцы не гнутся, губы горят огнем, все еще хранят вкус наглого сладкого моего безумия. И я совершенно дезориентирована. Царь зверей все таки догнал несчастную антилопу, вырвал из нее клок души вместе с сердцем и крошечной частью разума, отвечающей за самосохранение.
– Я тут, – выдыхаю я, испортив очередную заготовку для бумажного тюльпана, из которых малышки делают букет невесты, потому что им жалко, цитирую «если
