я хочу…
В комнате тихо. Лев лежит, раскинувшись на кровати, поверженный, раскрашенный в красивый горох. Если честно, можно и без зеленки было обойтись. Доктор выписал нам не столь радикальные средства. Но ба настояла на растворе бриллиантовой зелени, по старинке. Девочкам даже понравилось. Губы его твердые, похожие на камень, обветренные, сжаты так крепко, что кажется он ненастоящим. Температура держится, почти не сбивается. И я по привычке касаюсь пальцами его лба, покрытого испариной.
– Люся? – тихий голос заставляет меня вздрогнуть. Его пальцы, которыми он мою ладонь перехватывает, ледяные. Придется снова делать укол. Это что он делает. Подносит мои пальцы к своим губам. Боже, я схожу с ума. – Я хочу пить и супа с тушенкой.
– Вы бредите? – напрягаюсь я. Странные запросы какие-то у олигарха. Только бы не осложнение в виде менингита. Говорят при ветрянке тяжелой бывает. – Это, я сейчас врача вызову. И укольчик сделаем. Чик в попу, и будете как новенький огурчик.
– Я не хочу в попу, – в глазах Метельского плещется ужас. Надо же такой большой, а трусишка. – Не дамся.
– Ну подумаешь, укол. А я вам за это дам…
– Люся, вы будите мои фантазии, – хмыкает этот ужасный мерзавец. Надо же. Еле живой, а охальничает. И это при живой невесте, которая ждет платье почти за дверью, свадебное.
– А вы будите во мне зверя, – рычу я, выдергивая ладонь из его захвата. Как же мне не хочется этого делать, кто бы знал.
– Зайку?
– Вы нестерпимы, нахальный…
– Ну, до вас мне не дорасти, адская няня, – он смеется? И в глазах Метельского сейчас не боль, а яркие искры смеха. Отудобел, блин. – Только честно скажите, вы уже видели мой тыл?
– Конечно. Кто же по вашему там мишень нарисовал, во всю…? Короче. Не промажешь, ага, – вредно фырчу я, остервенело стряхивая градусник. Будто несчастный термометр виноват в том, что мне страшно неудобно и ужасно хочется сбежать вот именно сейчас. – А суп вам слишком жирно. Могу предложить малиновый кисель. Еще в меню капельница с глюкозой и регидрон нурофеном.
– А как-нибудь можно без иголок и прочих пыток обойтись? Или вы намерено издеваетесь над бедным прибедным Львом?
– Ну что вы, бедный богатый Лев. Я же тут неделю просидела только для того, чтобы загонять вам иголки под ногти и издеваться, разукрашивая вас под хохлому, – бубню я, не зная куда деть глаза. И руки. И губы. И пылающую физиономию. – Но я могу вам предложить альтернативу иглам. Клизма с ромашкой сойдет?
– Это слишком интимно, – хмыкнул Метельски резко перевернувшись на спину.
– Так я могу позвать Лелечку.
– Люся, спасибо вам, – сейчас Лев Александрович похож на себя. И градусник я выдергиваю у него из подмышки, лишь бы отвлечься от его взгляда, которым он меня прожигает. Лихорадочный взгляд какой-то. Странно, температура то спала. – Послушайте, я… Я очень вам благодарен. И дочки мои стали живыми с вами, изменились. И я… Все изменилось.
– Молчите, больной, – я задыхаюсь от сгустившегося в комнате жара. – И, кстати, вы сейчас по краю прошли. И клизма все еще маячит на горизонте.
– Все таки вы нестерпимая язва.
– Да уж. Поэтому, я пришлю к вам вашу невесту. Теперь ее очередь бдеть. А мне пора возвращаться к моим непосредственным обязанностям. Кстати, ваши дочки вчера взорвали в кухне скороварку. И у Мармеладика теперь аллергия, а у Ба тахикардия. И потолок в кухне треснул пополам. А ваша невеста ждет платье. И…
Я хочу сказать, что скоро подует попутный ветер, но не могу. Потому что я совершенно четко сейчас осознаю, что больше не хочу возвращать старую работу. Что я совершенно точно должна скорее бежать от этого мужчины, который скоро станет чужим мужем. Что я…
– Ольга совсем не помогала вам?
– Я ей не позволила, она рвалась стать геройской медсестрой, – лгу я, отвернувшись к окну. – . Но невесте же нельзя болеть перед свадьбой. Слушайте, мне вообще-то некогда. И суп сам себя не сварит. Только с тушенкой варево вы не получите. Но куриный обещаю. Вам его сварит ба. И кормить с ложечки я вас не нанималась. В конце концов, у вас есть невеста. Вот она вас пусть и обихаживает. А у меня дел выше крыши. Мы с девочками еще не доделали змея.
И он поймает попутный ветер. Да, пора уже, наверное.
– Вы же не исчезнете? – читает мои мысли этот несносный мужчина. Чужой будущий муж.
– Вы совсем меня не знаете, Лев Александрович, – выдыхаю я. Очень скоро, я уверена, он сам даст мне пинка под зад. И дожидаться этого момента, было бы очень глупо с моей стороны. Все тайное рано или поздно становится явным.
Глава 19
Лев Метельский
Тетенька, отпустите меня! Я волшебное слово знаю – «пожалуйста»!
– А потом Ба сказала, вот еще деньги тратить на такую ерунду. А Люся дверь дернула и Янкин зуб прямо вылетел, и на нитке повис. Она его на ночь положила под подушку, ну как ты говорил, про фею… А Ба сказала, что феи-это не по-нашенски. А еще сказала, что зубные феи – это бородатые дядьки в балеринских юбках с пассатижами в лапе. И Люся нам сама дала по денежке обам-двум. А потом по шее дала за то, что мы хотели у меня тоже зуб дергануть. И мы ходили закапывать секретики.
– Ага. Такие классные, там из бусинок и стекляшек. А еще мы мыли Мармеладика, и он вонял очень.
– А Ба еще мазала охранников зеленкой. На Мишаню три пузырька ушло. Ба сказала не напасешься, – наперебой, захлебываясь от восторга, рассказывают мне мои девочки все, что я пропустил в их жизнях. Да, черт меня раздери, я пропустил все. Я пропустил. А чужая веснушчатая, почти сама еще, девчонка смогла сотворить самое простое, в то же время самое сложное во вселенной, волшебство. Она помогла всем в этом доме почувствовать себя нужными, окруженными грубоватой заботой и… Любимыми? И суп этот ее, с морковкой резной и звездочками, на который она так трогательно дула, когда кормила меня с ложки, помог мне лучше любого лекарства. Наверное потому, что она вдыхала в него свою смешную, конопато-рыжую, жизненную силу.
Мои дочери говорят обо всех и обо всем, усевшись прямо на ковер возле кровати. На которой я лежу как мумия. Обо всех, обо всем, кроме…
– А что же Ольга? Она вам не помогала? – хриплю я, борясь с ужасающей слабостью. Надо хотя бы сесть. Чтобы не чувствовать совсем уж себя беспомощным перед дочками. Голова кружится ужасно. Тело все ноет, как после тяжелой тренировки. Сколько же я пролежал в кровати? Наверное за всю жизнь отлежался.
– Она… Это… Ей там платье привезли свадьбешное. И она… – куда девается радостное оживление из голоска Анечки. Яна просто
