мы, палаточники, гораздо лучше тебя справляемся. Ладно, Прынц, я пошёл. Мне надо баню дальше готовить. Сегодня конница моется. Эти конники глину и мыло, прямо, будто жрут, как их лошади! Для них в два раза больше надо моющих ставить, чем другим.
Филиппа убежала, небрежно взмахнув Фредерику на прощание рукой.
Ошарашенный принц из всей этой длинной речи сделал вывод, что спасшая его девчонка — это не она, а он. То есть, боец… Точнее, не девочка… О Боги! Как такое может быть? Поверить в это Фредерику, когда он, только что, смотрел на прекрасное личико и слышал, ласкающий слух, приятный голосок было очень трудно, хоть, когда они вышли из подвала он уже заметил военную форму.
С того дня принц невольно приглядывался к своему вызволителю и всё больше сомневался.
«Загадка из раздела: не верь глазам своим», — думал Фредерик, лежа на своей кровати в казарме, — «Почему никто не видит, что Фил — девушка? Или… нет?»
Конечно, Фредерик даже предположить не мог, как выглядела Филиппа всего год назад: нечто круглое бесформенное и, потому на вид бесполое. Из-за общего отношения к ней, как к парню, принц начал серьёзно сомневаться в том, что видит перед собой. И это жутко его раздражало. Выяснение истины для Фредерика превратилось в навязчивую необходимость. Он постоянно искал способ убедиться в своих предположениях и старательно держался рядом с Филиппой при каждом удобном случае, всячески проявляя дружелюбие. Он, как хищник, следил за добычей.
Прекрасная возможность представилась принцу совершенно неожиданно, как ни странно, благодаря Хилберту.
Фредерик заметил, что все рукопашные схватки, когда часто тренировались в одних штанах и предполагался близкий контакт, Фил всегда был в рубахе и дрался лишь в паре со своим туповатым Деткой. Принц несколько раз пытался предложить себя в напарники своему новому синеглазому другу, предполагая хорошенько ощупать у него все «стратегические места» под видом боевых приёмов, но тот всегда находил разумные отговорки. Однако, появившийся внезапно аштуг здорово напугал Фила и этим выгнал долгожданную добычу на тренировочное поле прямо Фредерику в лапы.
— И что ты только среди приличных палаточников делаешь, изверг? — прошипела его загадка, становясь в стойку.
Во время схватки принц изловчился и, плотно обхватив тело Филиппы, крепко прижал её спиной к своей груди, наложив обе ладони на те места, где у женщин находятся мягкие грудные полушария.
Больше Фредерик не сомневался.
Глава 24
Пыль едва заметно клубилась над, утоптанной и укатанной многочисленными колёсами, узкой степной дорогой, по которой двигался военный отряд. На небе не было ни облачка и Филиппе казалось, что она медленно поджаривается, сидя на передке повозки с провизией. Вокруг, куда не бросишь взгляд, простирается бесконечный пожухлый под палящим солнцем куцый травяной покров. Вблизи ещё можно заметить какие-то чахлые цветочки, но, если смотреть вдаль, картина была удручающе однообразной с преобладанием грязно-жёлтого цвета.
Филиппе ещё повезло — она ехала на повозке. В этот раз Харбин позволил это всем возницам, но выбрал самых лёгких. Девушка время от времени, приподнимаясь в полный рост, проверяла, как там Детка. Увалень был похож на вернувшегося с того света: он тяжело шаркал ногами, бледный, истекающий потом, с бессмысленным взглядом. Филиппа от души сочувствовала всем, кто сейчас топал своими ногами, в полном боевом комплекте формы, куда входит обязательный кожаный панцирь и металлический шлем на голове, да ещё и нёс на себе оружие: лук и стрелы, боевой нож, лёгкий топор, копьё! Но из-за Детки у неё прямо душа кровью обливалась! Она бы с удовольствием уступила ему своё место на повозке, если бы можно было.
Тиль и Барт с конницей ехали впереди колонны. Хотя они были верхом, но, наверняка, тоже страдали от жары, тем более, у всадников панцирь был не кожаным, более-менее лёгким, а из металлических пластин. У конных на поясе висели мечи или сабли, за плечами покачивался лук и колчан со стрелами, а круглый щит из ивовых прутьев, обтянутых кожей, был прицеплен сбоку, к седлу, длинные копья в руках у всадников были длиннее и тяжелее, чем у пеших.
Филиппу уже так растрясло на повозке, что каждый камушек под колёсами казался её несчастным косточкам наказанием Богов. Кроме того, наступил момент, когда любая сильная встряска начала грозить ей непроизвольным испусканием естественных надобностей.
«Интересно, как там Тиль и Барт?» — вспомнила она о своих друзьях. С них мысли перескочили на Фредерика. Она знала, что он тоже где-то там, среди конных.
В тот день, когда она отчаянно вывернулась из его лап и упала на землю, больно ударившись, аштуг, который наблюдал за схваткой, вдруг объявил, что Фредерик слишком хорошо подготовлен для палаточника, поэтому немедленно переводится в конницу. Филиппа тогда не спешила подниматься. Она нелепо предполагала, что, если будет лежать неподвижно и с закрытыми глазами, то сможет спрятаться от ужасной правды — Фред её раскрыл.
Она лишь самую чуточку приоткрыла глаза, подсмотрела за мужчинами над её головой сквозь густые ресницы: казалось бы, что парень должен поблагодарить аштуга за внезапное повышение и прыгать от счастья выше сторожевых башен, но он будто не услышал.
Прынц заботливо наклонился над девушкой, подхватывая её под руки и помогая подняться на ноги.
— Больно?
Она не ответила, стояла и торопливо отряхивалась, не глядя на него и старательно отворачивая лицо. В эти минуты Филиппе было так страшно, будто Фред занёс над её головой меч и вот-вот опустит.
Фредерик немного растерянно стоял рядом и молча наблюдал за девушкой, пока аштуг не подошёл совсем близко.
Филиппу начало потряхивать, ощущение наглых лап на своих перетянутых грудках не проходило. Он догадался? Конечно, догадался… Девушка пытливо и с затаённым страхом покосилась на Прынца. Лицо парня было участливым, но в остальном непроницаемым. Что он будет делать?
— Отправляйся в казарму за своими вещами и немедленно переходи на новое место, — Хилберт сам не до конца понимал, что ему не нравится, но желание немедленно убрать Фредерика подальше от своего синеглазого вдруг стало непреодолимым.
Филиппа вспомнила, как Прынц ударил кулаком в раскрытую ладонь перед грудью и чуть склонил голову, отдавая дань уважения и показывая покорность воина своему аштугу и быстро ушёл с тренировочного поля.
— Как ты? Сильно он тебя? — спросил Хилберт Филиппу.
Это был их первый разговор после памятного мытья. Филиппу только что перетрясло от страха перед возможным разоблачением, выдержать ещё и разговор с аштугом оказалось уже выше её сил. Ослабевшие ноги не удержали её — Филиппа просто кулем села на землю.
Хилберт наклонился было к синеглазому,
