мемов? Каким образом мем реализует заложенный в нем меметический эффект? Или, если заострить вопрос, с чего мы могли бы начать эксперименты по выявлению и установлению структуры мемов, а также по исследованию их связи с предполагаемыми меметическими эффектами? В отсутствие ответов на эти вопросы неудивительно, что понятие мема все меньше воспринимается в качестве серьезной научной гипотезы.
А раз научных подтверждений пока недостаточно, должны ли мы заключить, что имеется мем для веры в сами мемы?[461] Концепция мема умирает медленной смертью, двигаясь по кругу, поскольку себя она объясняет не больше, чем все остальное. Из-за потребности во все новых вспомогательных гипотезах концепция теряет свою правдоподобность. Это все равно что добавлять все новые и новые эпициклы к птолемеевой модели Солнечной системы. Изначально яркая, элегантная идея становится чрезвычайно громоздкой и с каждой новой вспомогательной гипотезой все больше теряет свой первоначальный блеск.
Некорректность аналогии между геном и мемом
Доводы Докинза в пользу существования мема основаны на предполагаемой аналогии между биологической и культурной эволюцией. А раз передача культурных феноменов и передача генов происходят похожим образом, то при помощи хорошо продуманных методов и понятий неодарвинизма можно объяснить обе эти эволюции.
Иными словами: для биологической эволюции необходим репликатор, который, как теперь известно, действительно существует. Это ген.
По аналогии: культурная эволюция также нуждается в репликаторе, в качестве которого предлагается мем.
Это смелое предположение, но верно ли оно? Действительно ли эта аналогия работает? И в чем заключаются надежные свидетельства в пользу существования мемов, которые бы заставили нас принять эту гипотетическую концепцию в качестве незаменимого и плодотворного объяснения культурного развития?
Как неоднократно было показано, рассуждения по аналогии являются существенным элементом научного метода[462]. Проведение аналогии между А и В часто становится отправной точкой новых исследований. Однако аналогия приводила и к научным тупикам, например, к уже давно отброшенным идеям «теплорода» и «флогистона». Как отмечает Марио Бунге, аналогиям свойственно вводить ученых в заблуждение[463]. Так является ли аналогия между геном и мемом, во-первых, истинной и, во-вторых, полезной на практике?
Сперва попробуем выяснить, основана ли эта аналогия на фактах. Выяснение границ применимости научной аналогии является важным аспектом научного метода. В «Слепом часовщике» Докинз красноречиво рассуждает о том, как стремление узнать, что же скрывается за той или иной аналогией, часто двигало науку вперед: «Некоторые из величайших научных достижений появились благодаря тому, что кто-то умный заметил сходство между уже известным предметом и чем-то пока еще плохо изученным. Главное – удерживать равновесие между излишней неразборчивостью в проведении параллелей, с одной стороны, и полной слепотой по отношению к продуктивным аналогиям – с другой»[464]. Аналогии не всегда сбивают с толку. Вопрос в том, как отличить плодотворные аналогии от тупиковых. Формулируя концепцию мема, Докинз раздумывал о потенциально значимой аналогии между биологической и культурной эволюцией, полагая, что за ними стоит один и тот же процесс или механизм. Он был не первым, кто высказал эту идею, но первым, кто сделал это настолько мастерски.
Мы видим, что аналогиями руководствовался еще Дарвин в «Происхождении видов». Он заметил сходство между разведением животных с целью получить у них определенные характеристики и тем, как подобные изменения происходят в природе. Идея «естественного отбора» была предложена им как природный механизм, схожий с «искусственным отбором» в животноводстве[465]. Эта аналогия оказалась в высшей степени плодотворной, однако, как показывает история науки, у подобных рассуждений есть существенные ограничения.
Помните «эфир»? Многим физикам XIX века звук и свет казались аналогичными явлениями: их поведение схоже, оба явления представляют собой волны, скорость и длина которых могут быть определены с высокой степенью точности. Ну а раз для распространения звука требуется среда (например, воздух или вода), то же самое должно быть верно и для света. Эту таинственную среду, которая должна служить проводником света и электромагнитного излучения, назвали «эфир».
Эксперимент Майкельсона – Морли в 1887 году был направлен на изучение свойств «светоносного эфира». В результате Альберт А. Майкельсон (1852–1931) и Эдвард У. Морли (1838–1923) пришли к выводу, что «эфир находится в состоянии покоя относительно поверхности земли»[466]. Из этого загадочного эксперимента можно было сделать несколько выводов, один из которых заключался в том, что никакого «светоносного эфира» вообще не существует и что аналогия со звуком зашла слишком далеко.
К 1920-м годам научный мир окончательно убедился в том, что свет – это не то же самое, что звук. При наличии очевидных сходств и параллелей чрезмерная увлеченность ими создала впечатление, что эти две различные сущности аналогичны. Хотя свет и звук действительно во многих отношениях ведут себя схожим образом, это абсолютно разные вещи. Свету не нужна среда, он передается и в вакууме.
Мораль этой хорошо известной истории проста: аналогии могут быть опасно обманчивы. Рассуждения по аналогии приводили к ошибкам не только в этом случае, но и во многих других. Квантовая теория – прекрасный пример научной дисциплины, немало пострадавшей из-за неверного использования аналогий[467]. Когда же мы выходим за пределы относительно строгого мира физики в хаос человеческой культуры, аналогии начинают жить собственной жизнью, которая не ограничивается жесткими рамками доказательной аргументации.
Первоначально аргументы в пользу существования носителей наследственной информации, ныне известных как гены, основывались на точности ее передачи, продемонстрированной Менделем, и на очевидном отсутствии альтернативных механизмов, которые могли бы хранить и передавать такую информацию. С культурной эволюцией дела обстоят совершенно иначе. Любая человеческая культура обладает средствами, которые позволяют передавать информацию как внутри существующих обществ, так и последующим поколениям: например, это книги, ритуалы, институты и устные традиции[468]. Понятие «мем» функционально избыточно. Его приверженцы преувеличивают сходство мема с геном и пренебрегают эмпирически доказанными биологическими, химическими и физическими параметрами последнего, которые играют важную роль в молекулярной биологии. Таким образом, концепция мема основана на сомнительном аргументе по аналогии, а не на твердых доказательствах и наблюдениях[469].
Мемам явно нужен эквивалент эксперимента Майкельсона – Морли, который бы показал с помощью эмпирических данных, а не гипотетических рассуждений по аналогии, существуют ли они вообще. Нынешнее состояние исследований пока говорит лишь о том, что мемы – это новый эфир, избыточная гипотеза, которая ждет своего окончательного опровержения[470]. «Мем веры в мемы» потенциально имеет высокую способность к выживанию и распространению, но он не имеет никакого отношения к реальному миру и до неудобства схож с мемом Бога, о котором говорит Докинз.
Избыточность концепции мема
Пожалуй, наиболее
