восстановление богатого культурного наследия прошлого: изящной латыни Цицерона, красноречия классической риторики, великолепия архитектуры, философии Платона и Аристотеля, республиканских политических идеалов, легших в основу римского государственного устройства[449]. Писатели эпохи Возрождения намеренно и систематически применяли все эти принципы к их времени.
Эта увлекательная и сложная картина продолжает вдохновлять и новое поколение ученых, однако создает серьезные трудности для теории Докинза. Несмотря на то что происхождение, развитие и распространение гуманизма Ренессанса подчинялось неизбежному стечению исторических обстоятельств, оно было осознанным и спланированным. Как известно, дарвинизм подразумевает копирование инструкций (генотипа), а ламаркизм – копирование продукта инструкций (фенотипа). В применении к эпохе Возрождения похоже, что именно Ламарк, а не Дарвин, предложил наилучшее объяснение культурной эволюции.
В истории эпохи Возрождения – и, должен добавить, в большинстве других изученных мной интеллектуальных и культурных феноменов – наряду с мемами наблюдается и отчетливая интеллектуальная причинность человеческой воли, что заставляет нас использовать ламаркистское, а не неодарвинистское понимание этого процесса, разумеется, если допустить, что эволюционная биология имеет какое-то отношение к развитию культуры и к истории идей. Использование терминов «дарвинизм» и «ламаркизм» при описании культурного развития может ввести в заблуждение, поскольку предполагает наличие аналогии между природой и миром культуры, хотя ничего общего между ними, кроме самого факта изменений во времени, в реальности не существует.
Докинз, похоже, знает об этих проблемах. Рассмотрим его осторожные комментарии 1982 года:
«Мемы могут частично перемешиваться друг с другом недоступными для генов способами. Новые „мутации“ мемов могут быть не случайными, а „направленными“ по отношению к общему ходу эволюции. Вейсманизм не применим к мемам так строго, как к генам: тут возможны причинно-следственные связи „ламаркистского“ толка, направленные от фенотипа к репликатору, а не только в противоположном направлении. Всех этих несхожестей может показаться достаточно, чтобы счесть аналогию с генетическим естественным отбором бесполезной и даже решительно сбивающей с толку»[450].
Я думаю, это справедливое суждение. Если бы наблюдения заставили нас прийти к выводу, что культурная эволюция или развитие идей подчинены дарвинизму, дискуссию можно было бы заканчивать. И все же это представление неуместно. Хотя биологическая и культурная эволюция могут иметь точки соприкосновения, однако, по-видимому, они протекают совершенно по-разному.
Вопрос о том, можно ли применять биологические аналогии к культурной эволюции, остается спорным. В последнее время появились четыре точки зрения на этот счет, и еще предстоит посмотреть, как будет развиваться дискуссия в дальнейшем:
1. Культурную эволюцию лучше рассматривать как ламаркистский процесс[451].
2. Любая жизнеспособная теория культурной эволюции должна содержать ламаркистские элементы[452].
3. Если считать дарвинистскую парадигму наилучшим объяснением культурных реалий, то ее все равно необходимо расширить или модифицировать с учетом наблюдаемых фактов[453].
4. Культурная эволюция лучше описывается в рамках других подходов, таких как эпидемиологическая модель[454], теория обучения[455], когнитивная психология[456].
Существуют ли мемы?
Вторая проблема концепции мема заключается в ее недостаточной доказательности. В предисловии к книге Сьюзен Блэкмор «Машина мемов» (1999) Докинз отмечает затруднения, из-за которых понятие мема не воспринимается всерьез в научном сообществе:
«Другое возражение состоит в том, что мы не знаем, из чего состоят мемы и где они хранятся. Мемы еще не нашли своих Уотсона и Крика – у них нет даже своего Менделя. В то время как гены находятся в строго определенных участках хромосом, мемы предположительно существуют в мозгах, и увидеть мем у нас даже меньше шансов, чем увидеть ген (хотя нейробиолог Хуан Делиус и запечатлел свое представление о том, на что может быть похож мем)»[457].
Эти комментарии указывают на то, что Докинз осознает очевидную уязвимость меметической гипотезы. По мнению критиков, Докинз говорит о мемах, как верующие о Боге:
невидимый, непроверяемый постулат, с помощью которого можно что-то объяснить, но в конечном счете он сам не поддается эмпирическому исследованию. Совершенно не ясно, как подход Докинза к доказуемости верований позволяет ему продолжать верить в мемы одновременно с неприятием веры в Бога.
И что с того, что «нейробиолог Хуан Делиус предложил гипотезу о том, как может выглядеть мем»? В художественных галереях я видел бесчисленные изображения Бога. Подтверждают ли они учение о Боге? Придают ли этому учению научность? Предположение Делиуса о том, что мем обладает единой локализуемой и наблюдаемой структурой в виде «созвездия активированных нейрональных синапсов», является чисто гипотетическим, оно не подвергалось строгому эмпирическому исследованию[458]. Одно дело размышлять о том, как что-то может выглядеть, другое дело – выяснить, существует ли это «что-то» на самом деле.
В 1993 году Докинз сформулировал ключевые особенности «научного» подхода: «проверяемость, подтвержденность доказательствами, точность, количественная измеримость, последовательность, воспроизводимость, универсальность, прогрессивность, независимость от культурной среды и так далее»[459]. И где же подкрепление концепции мема доказательствами? Где количественная оценка? Где критерии, которые позволят подтвердить или опровергнуть полезность мема в научных рассуждениях? Мы ждем разъяснений.
Резкий контраст с геном очевиден. Гены можно «увидеть», способы их передачи изучаются в заданных условиях. То, что сначала было гипотезой, выведенной из наблюдений и экспериментов, само превратилось в наблюдаемый феномен. Первоначально ген воспринимался как теоретическая необходимость, поскольку никакой другой механизм не мог объяснить накопленных наблюдений, однако потом под давлением множества доказательств он был принят как реальная сущность. А что же с мемами? Во-первых, они являются гипотетическими конструкциями, которые выведены из наблюдений, но не наблюдаются непосредственно сами по себе; во-вторых, они бесполезны для того, чтобы объяснять прежде неясные вещи. Это делает исследование мемов чрезвычайно проблематичным, а их полезное применение – маловероятным.
Ген – это наблюдаемая сущность, точно определенная на биологическом, химическом и физическом уровнях. Биологически ген представляет собой часть хромосомы, химически он состоит из ДНК, физически из двойной спирали с последовательностью нуклеотидов, которая представляют собой генетический код, доступный для прочтения и интерпретации. При этом даже если бы гены были ненаблюдаемы, они остались бы превосходным теоретическим объяснением наблюдений.
С мемами ситуация совершенно иная. Что они из себя представляют? Где расположены? Как их описать с позиций биологии, химии и физики? Операционное определение мема с его предполагаемыми характеристиками и функциями отсутствует. Наши представления о культурном развитии и истории идей ничуть не пострадали бы от отсутствия этой концепции. Мем – это необязательный бонус, ненужное дополнение к теоретическим схемам, предложенным для объяснения культурного развития. Социологи и культурологи без труда могут отказаться от него[460].
А что насчет механизма передачи мемов? Открытие структуры ДНК открыло путь к пониманию механизма ее репликации. Какой же физический механизм предлагается для репликации
