И пока ты не спросила — нет, я не стану это рассказывать. Не сегодня. Не после того, как ты натерпелась сегодня страха. Если хочешь узнать, что случилось, поговори со своим от… — Она осекается. — Спроси сама у Алвина. Но убедись, что готова к этому. Это очень печальная история.
Но мне нет дела до истории моего отчима. Меня волнует лишь один вопрос.
— Как звали его дочь?
Мамин взгляд наполняется жалостью.
— Кэтрин, — отвечает она.
Глава 23
Глубокая ночь, и я в комнате не одна. Я понимаю это в миг пробуждения.
Воздух будто движется от чьего-то присутствия. Слышно, как шуршит платье.
Как же я могла быть настолько простодушной? Почему так долго не понимала этого? С самого первого дня, как я приехала в этот жуткий дом, — даже еще до того, как вошла в дверь, — Кэтрин предостерегала меня. Она пыталась меня прогнать.
Потому что кому как не ей знать, на что способен ее отец.
Она знает, что может случиться со мной.
Я медленно сажусь в постели, но в комнате темно хоть глаз выколи — я ничего не вижу.
— К-кэтрин? — зову я дрожащим голосом. — Кэтрин, ты здесь?
И тут из-за двери доносится звук. Такой тихий, что его едва слышно.
Динь-дилинь-динь-дилинь.
Я спускаю ноги на пол, бросаюсь к окну и распахиваю шторы. Луч маяка заливает светом комнату, и я поворачиваюсь к книжному стеллажу.
Колокольчика нет на полке.
Динь-дилинь-динь-дилинь! Динь-дилинь-динь-дилинь!
— Прекрати! — кричу я. — Я иду! Только перестань звонить!
Но звон только звучит громче. Кто-то стоит за дверью моей комнаты и что есть мочи трясет серебряный колокольчик. Я прижимаю ладони к ушам, но все равно слышу этот трезвон.
В ярости я бегу к двери и рывком открываю ее настежь. В коридоре пусто и тихо.
Несколько долгих минут я стою на пороге, тяжело и прерывисто дыша, и меня раздирают одновременно гнев и жуткий страх. Луч маяка снова освещает комнату, а заодно и коридор. Свет странно отражается от полированных половиц. Я опускаюсь на корточки и провожу рукой по гладким доскам. И как раз в ту секунду, когда становится темно, пальцы касаются чего-то влажного. От неожиданности я вскрикиваю и плюхаюсь на попу, не удержавшись на корточках.
Ничего не видно. Можно только вытянуть руку как можно дальше от себя. Я дотронулась до чего-то жуткого!
Луч возвращается, и я собираюсь с духом и смотрю на свои мокрые пальцы. К моему великому удивлению, на них ничего страшного нет! Ни крови, ни желчи. Жидкость прозрачная. Я подбираюсь поближе и пытаюсь нащупать мокрое пятно. Коснувшись его пальцами, сперва отдергиваю руку, но затем усилием воли подношу ее к лицу. И нюхаю.
Вода. Это лужица воды. И пахнет она рекой — как Ист-Ривер.
Свет на несколько секунд падает сквозь дверной проем в коридор. У меня перехватывает дыхание. Мокрые маленькие следы от босых ног. Ног ребенка. И идут они от моей комнаты налево.
Прямо к чердаку.
Динь-динь-динь-дилинь-дилинь — снова звенит колокольчик. Теперь звук доносится из-за красной двери.
Я неуклюже поднимаюсь на ноги, в голове — вихрь мыслей. Я не пойду туда! Я не могу. Куда угодно, но только не туда. Я не пойду, даже если обнаружу там неопровержимые доказательства. Я разворачиваюсь, чтобы броситься в комнату и укрыться под одеялом.
Но я не могу переступить через порог.
Потому что девочка в мокром насквозь платье сидит на краешке моей кровати.
Кожа у нее бледная, отливающая голубизной. Каштановые волосы выбились из растрепанной косы и лежат на плечах спутанными прядями. Коса завязана белой ленточкой, заляпанной грязью и порванной. Ее платье нарядное, с кружевной отделкой — в таком можно ходить в церковь по воскресеньям, но я опускаю взгляд и вижу, что подол платья обгорел.
Девочка смотрит на меня пустыми глазами. Затем поднимает серебряный колокольчик и улыбается.
ДИНЬ-ДИЛИНЬ-ДИНЬ-ДИЛИНЬ!
Я так громко кричу, что ничего больше не слышу. Я кричу, и кричу, и кричу, пока меня не накрывает тьма.
Глава 24
На следующий день доктор Блэкрик строго велел мне соблюдать постельный режим. И как бы я ни возражала, как бы ни настаивала, что в моей комнате была девочка, никто мне не верил. Прежде чем потерять сознание, я пробежала половину коридора. Меня нашли лежащей очень близко к лестнице. И кроме этого взрослым больше ни до чего не было дела.
Ночные кошмары. Особенно агрессивная реакция. Состояние усугубилось из-за увиденной накануне страшной сцены в лаборатории.
Диагноз доктора Блэкрика основывался на мамином рассказе о том, где я побывала и что увидела. Я просто в ярости из-за нее. Никогда в жизни я так не злилась. Вскоре доктор Блэкрик добьется чего хочет. Дверь в мою комнату станут запирать на ночь. Он пропишет мне лекарства, чтобы «обеспечить спокойный сон». И тогда я не смогу поймать его с поличным, когда он гуляет по ночам. И новые улики найти тоже не получится.
По правде говоря, теперь мне кажется, что если я не буду вести себя осторожно, то рано или поздно доктор Блэкрик точно меня устранит.
Из коридора, от лестницы, слышны шаги. Уже позднее утро, но мама и отчим, видимо, думают, что я сплю, потому что разговаривают тихо.
— Просто я считаю, сейчас это не лучшее решение, — говорит мама. — Она просыпается почти каждую ночь перепуганная до полусмерти, и я свою дочь знаю. Запертая дверь только усугубит ее страхи, уж поверь.
Мама и доктор Блэкрик спорили об этом с рассвета. Из-за их перепалок и всех ужасов, увиденных ночью, я почти не сомкнула глаз. К моему облегчению, мама предала меня не окончательно. По крайней мере, она отстаивала мою свободу, хотя и не добилась победы. Отчим продолжает настаивать, что его план лечения — верный шаг, и, похоже, он свое возьмет — это лишь вопрос времени.
— Она могла нанести себе серьезные повреждения, — говорит доктор Блэкрик. Мысленно я представляю, как он идет, прихрамывая, вижу его длинную бороду и жестокий взгляд. Слышу, как его трость стучит по паркету. — Чтобы ее обезопасить, другого выбора нет.
Я стискиваю зубы. Будто его заботит моя безопасность!
— А вдруг дело не только в этом? — спрашивает мама. — Когда мы жили в нашей старой квартире, ей снились другие сны. Она никогда не видела такой жути. Что, если… господи боже, Алвин… что, если кто-то действительно проникает по ночам в ее комнату?
От маминого предположения кожа у меня мигом холодеет и покрывается мурашками,