он откроет в Гельсингфорсе на улице Клуувинкату, 3, крошечную кафе-кондитерскую на 30 мест, которая станет потом главным брендом Финляндии. На вывеске этой кондитерской будет написано «Русско-французская кондитерская»…
Вторая история — про австрийского кондитера Антуана Рюмпельмайера. В 1865 году он получил звание Поставщика Двора его Императорского Величества за то, что поставлял из Ниццы шоколад к русскому двору. Сам он никогда не жил в России, но стал знаменитым исключительно благодаря русским клиентам. Сегодня его потомкам принадлежит легендарное парижское кафе «Анжелина», существующее с 1903 года.
Хотел именно так завершить эту главу, но тут мне вспомнилась еще одна история, умолчать о которой просто невозможно. Обещаю, она будет последней.
Ровно сорок лет назад, в 1973 году, семеро смельчаков под руководством Дмитрия Игоревича Шпаро покорили на лыжах Северный полюс. Экспедиция была устроена «Комсомольской правдой», и длилась она долгих 76 дней: с 16 марта по 31 мая. Так вот, члены экспедиции каким-то чудом обнаружили «посылку», оставленную в 1900 году на Таймыре, на мысе Депо, известным полярным исследователем Эдуардом Васильевичем Толлем, открывшим Землю Санникова. В посылке находились несколько ящиков с продуктами, которыми члены экспедиции Толля планировали питаться на обратном пути. Но обратно они, увы, не вернулись.
Спустя три года, в 1903 году, Императорской академией наук была снаряжена поисковая группа для выяснения судьбы пропавших, которая обнаружила место стоянки Толля на острове Беннетта, его дневники и другие материалы. Но посылки с продуктами в этом перечне не было. И, судя по всему, члены экспедиции погибли.
Так вот, через семьдесят лет именно эту посылку нашел Дмитрий Шпаро. В ней оказались консервы, чай и 40 плиток легендарного шоколада «Ванильный» фабрики М. Конради. Сам Эдуард Васильевич писал об этом так: «Здесь я велел зарыть ящик с 48 банками консервированных щей, запаянный жестяной ящик с 6 кг сухарей, запаянный жестяной ящик с 6 кг овсянки, запаянный ящик, содержащий около 1,6 кг сахару, 4 кг шоколада, 7 плиток и 1 кирпичник чаю».
Все продукты, доставленные членами экспедиции Дмитрия Игоревича Шпаро в столицу, были тщательно исследованы в московских лабораториях, и пробы показали следующее: консервы съедобны, но есть их не стоит, поскольку помимо мяса в их состав входила капуста; чай утратил свои вкусовые свойства, хотя не опасен для здоровья, и только шоколад был в идеальном состоянии, и его можно было спокойно употреблять в пищу. Часть этого шоколада исследователи перезаложили еще на пятьдесят лет, чтобы посмотреть, что с ним будет в 2024 году. И, знаете, я не удивлюсь, если к тому времени он все еще будет съедобен.
Глава 9
Мученики науки
Что такое был московский студент середины XIX — начала XX века? И как он выглядел? Вот мнение современника: «…Студент не терпит прежде всего неглиже. Одет просто, но прилично. Сюртук всегда застегнут на все пуговицы, и из воротника выглядывает белая манишка…»
«В семидесятых годах формы у студентов еще не было, но все-таки они соблюдали моду, и студента всегда можно было узнать и по манерам, и по костюму. Большинство, из самых радикальных, были одеты по моде шестидесятых годов: обязательно длинные волосы, нахлобученная таинственно на глаза шляпа с широченными полями и иногда — верх щегольства — плед и очки, что придавало юношам ученый вид и серьезность. Так одевалось студенчество до начала восьмидесятых годов, времени реакции.
Вступив на престол, Александр III стал заводить строгие порядки. Они коснулись и университета. Новый устав 1884 года уничтожил профессорскую автономию и удвоил плату за слушание лекций, чтобы лишить бедноту высшего образования, и, кроме того, прибавился новый расход — студентам предписано было носить новую форму: мундиры, сюртуки и пальто с гербовыми пуговицами и фуражками с синими околышами» — так описывал это «явление» сам Гиляй — Владимир Алексеевич Гиляровский.
Петербургские исследователи К. С. Жуков и Р. В. Клубков добавляют яркие штрихи к студенческому портрету: «Студент, как тип, был, конечно, плебеем (можно было бы сказать “разночинцем”, но уж больно избитым это слово стало за советские годы). Да к тому же нередко — провинциалом по рождению. Но демократизм был не просто свойством студенческой среды — он в ней культивировался, был ее стилем, модой. Считалось, например, что студенческая тужурка должна быть потертой, и поэтому многие новички-первокурсники специально покупали себе подержанные тужурки. Студенты из богатых семей, живя в роскошных родительских особняках, бывало, обставляли свои комнаты с нарочитым аскетизмом, как бы симулируя бедность, — узкая железная кровать, грубая мебель, жестяная лампа…
Студенчество предреволюционной поры было, без сомнения, самым политизированным слоем общества, и в нем обнаруживались активнейшие сторонники всех партий и идеологий — от крайних консерваторов до большевиков и анархистов. Основная масса студентов была настроена антиправительственно, по любому поводу готова была бастовать и бунтовать; тут тон задавали эсеры и эсдеки».
К этой теме мы вернемся немного позднее, а пока продолжим «лепить» образ среднестатистического студента.
Иначе думает П. Г. Смидович (большевистский деятель и, к слову, троюродный брат писателя В. В. Вересаева), который в самом начале своей революционной карьеры сетовал: «Не могу я объяснить теперешнего студента: занимается он добросовестно… способен на доброе, но начни с ним говорить о принципах, он покраснеет и отвернется. Сомневаюсь, чтобы он стал делать, чтобы он молчал из нежелания громко говорить, — у него на самом деле нет принципов».
Об этом он писал своей сестре Инне, которая на тот момент тоже была студенткой и тоже досадовала, что студенческие встречи ограничиваются одними танцами и вечеринками: «Редко, если завяжется какой-нибудь общий разговор». Похоже, к студентам были претензии и у второй сестры Петра Гермогеновича, называвшей мужскую часть этого сообщества исключительно «прожигателями и балбесами», а женскую — барышнями, которых интересуют исключительно «костюмы, подвивки и разговоры о кавалерах».
Чем же увлекалось студенчество? Пожалуй, спортом, как это ни покажется странным. Футбол, атлетика, фехтование, плавание, коньки, езда на велосипеде — к началу XX века все это наличествовало в каждом мало-мальски уважающем себя вузе. Правда, в основном занимались спортом преимущественно те, кто мог позволить себе всю необходимую экипировку, то есть материально обеспеченные, но и таких было немало.
С большим удовольствием студенты посещали клубы, в которых их привлекали не столько библиотека и читальный зал, сколько возможность под этим предлогом поиграть в бильярд или в карты. Это-то как раз понять можно — денег вечно не хватало, а тут есть возможность пополнить свой скудный бюджет. Если, конечно, повезет… Проведенный в 1909 году опрос московских студентов показал, что 37 процентов из них с удовольствием
