class="p1">И мы все тут же, дружной гурьбой бросились смотреть, что же там натворила выстрелами, наша огненно-рыжая, малахитово-рогатая канонирша. А натворила она там – изрядно. Двумя картечными выстрелами, наша тифлингесса, буквально высекла, на широченном стволе многовековой секвои, целую поляну посеченной в лохмотья коры.
Под которой внизу, примерно в десятке метров от её нижнего края, прямо среди корней могучего дерева. Сейчас валялась целая куча, еле шевелящихся зеленых тел, густо покрытых своей красной кровью.
Глава 37.
Земля прощай – небеса встречайте
– Ты их убила!? – задохнулась, то ли – от возмущения, то ли – от восхищения, Балара, глядя на все это месиво, которое сейчас, в разные стороны растаскивали, не попавшие под удар феи.
– Была бы у меня картечь, непременно бы убила – равнодушно, как само собой разумеющееся, произнесла гордая дочь народа тифлингов.
– Так только, где ж её здесь было взять, это ж торговец, а не военный корабль.
– А это была, всего лишь, бум-смесь – тифлингесса презрительно ткнула пальчиком, в уже почти расползшуюся по кустам, живую кучу.
– Какая, какая смесь? – переспросила Балара, которая всегда, очень серьезно относилась, ко всяким тактическим хитростям и уловкам.
– Смесь крупной, кусковой соли и твердых, кедровых орехов, такой смесью, всегда бунты черни, в крупных городах разгоняют.
– Убить не убьет, но уважение к действующей власти, прививает только так.
И тифлингесса, после этих слов, так задорно рассмеялась, словно вспомнила что-то очень смешное на эту тему. А я подумал, что не плохо бы было, со временем, подвесить её за ноги и хорошенько так расспросить, где это она так хорошо научилась обращаться с корабельными пушками. Думается мне, что на простом, торговом флоте, этому не сильно учат. Но это потом, а пока я, задрав голову к верху, стал внимательно рассматривать, наполнившуюся уже, почти что до половины, огромную гондолу над нашими головами.
Которая сейчас, словно просыпающийся от вековой спячки дракон, всем своим немаленьким телом, вздрагивала, ходила волнами и ассиметрично раздувалась. Словно, обожравшаяся по весне, голодная лягушка, дурными комарами. Но, что самое удивительное, я не заметил на всем её теле, ни одной, даже самой мало-мальски маленькой дырочки. И это притом, что она пролежала на острых, древесных сучьях, ни один месяц.
– Не волнуйтесь господин – Мелейлин проследила за моим взглядом.
– Эти гондолы делают из не убиваемого материала, который даже попадание ядра выдерживает, ну или когти астральных хищников, так что опасаться нечего.
– Скоро взлетим, если конечно зеленожопки, нам чего ещё не устроят – и наша рыжая непоседа, очень выразительно скосила свои глаза за борт.
– Ну да, ну да, эти могут – теперь уже я, проследил за её взглядом.
А вообще мне, всё это, надоело.
– Франк – прокричал я.
– Тащи из трюма, два десятка тюков, будем крыс выкуривать.
Мелейлин, только услышав мои слова, тут же запрыгала на одном месте, словно ребенок, в ожидании неизбежной радости и захлопала в ладоши. Создавалось такое впечатление, что эта девушка была за любой кипишь, причем всегда и везде.
Сказано – сделано, невозмутимый кадавр, за несколько ходок, легко приволок, нужное количество кубических, мягких тюков и свалил их на палубу.
– Так – я предвкушающее потер, свои ладони друг о друга.
– А теперь, бери их и швыряй, как можно дальше в кусты, туда, туда и вон туда – я рукой указал ему, на самые густые и раскидистые заросли.
И кадавр, справился с поставленной задачей, просто на отлично. Он, живой катапультой, хорошо размахнувшись, двумя руками и из-за спины, точно закидывал тюки с сухим хлопком туда, куда было нужно, а я, огненными шарами их поджигал, иногда даже ещё в полете. Вот в кустах, жарким пламенем, полыхнул один тюк, за ним второй, третий, затем пятый, шестой, а вот уже и десятый.
– Прекратить! – по поляне разнесся властный, женский голос, и Мелейлин тут же скорчила моську, которая бывает у очень юных особ, когда родители внезапно возвращаются с дачи.
– Немедленно это прекратите!
Я осторожно выглянул за борт, посмотреть, кто же это там, так надрывается?
Ба, да это же наша старая знакомая, вернее вчерашняя, самая, что ни на есть главная, лесная фея, в которую так удачно, не так давно, наша Мелейлин и разрядила свой монструозный пистолет. Только вот, как она выжила? Или это не она. Хотя нет, вон у ней, даже шрам от пули, на её животе сейчас белеет, однозначно она. Магический мир – однако, тут чего только не бывает. Стоит сейчас перед нами, совершенно голая, с пустыми руками и нагло смотрит вверх.
– Чего это? – лениво ответил я, на категоричное заявление главной феи.
– Наш хлопок, что хотим с ним, то и делаем.
– Хотим – жгём, хотим – топим, а захотим, так и вообще, по ветру пустим.
Лицо главной феи от гнева, своим цветом сравнялось с её темными волосами.
– Больше не поджигайте наш лес, люди, и сможете из него уйти, у вас ровно сутки на это.
И после этих слов, даже не дожидаясь нашего ответа на них, главная лесная фея, резко развернулась к нам, своей прямой и зеленой спиной, и раздраженно печатая шаг, словно страус на параде, ушла в лесную тень. А из лесного полумрака, наоборот, на поляну выскочило, множество простых лесных фей, которые, направив свои ладони на огонь, затянули какую-то унылую песнь. От которой, языки высокого пламени, словно придавленные к земле, сильным арктическим ветром, стали уменьшаться и один за одним гаснуть.
– Вот дают, зеленожопки – Мелейлин до половины, перегнулась сейчас через борт и внимательно разглядывала, творящееся вокруг корабля, волшебное священнодействие.
– Не боишься, в свою голову, копьё от них получить – предостерег я её.
– Да вы что! – Мелейлин, словно стальная пружина, аж подпрыгнула от возмущения и развернулась ко мне, запыхтев при этом, словно выкипающий самовар.
– Эти зеленые стервы, повернуты на трех вещах – на своих грибах, на своей чести и ещё на одной, но она, очень уж похабная.
– Поэтому, если их верховная, сказала, что всё будет путём – значит так, оно и будет.
– А давайте господин, я вам лучше расскажу, как здесь всё устроено.
И рыжеволосая проказница, подхватив меня под локоток, стала мне объяснять, что оказывается, вон те канаты, которые соединяют гондолу с кораблем, называются – ванты.
И что нос у корабля, называется не нос, а форштевень, а оглобля, выпирающая из него это бушприт. А затем мы, как-то незаметно, оказались в трюме и как-то сами собой, стали стаскивать с
