это лучший способ поднять всем настроение.
Я вижу, что он задумался.
– Тебе не кажется, что это плохо отразится на продуктивности?
Я улыбаюсь, ощущая близкую победу.
– Я гарантирую, что не отразится.
Мы делаем еще три шага вперед. Затем еще два, и наконец он протягивает мне руку.
– Если – и это мы еще посмотрим – все смогут выполнять тот же объем работы за четыре с половиной дня, то я соглашусь отпускать их с первого июня до последней недели августа. Но я буду следить за продуктивностью и верну все обратно, если увижу, что компания от этого страдает.
Я беру его за руку и так быстро ее жму, что он вздрагивает.
– Идет.
Какой-то мужчина отстраняется от своей невесты, которая довольно крепко обнимает его, и указывает на наше рукопожатие.
– Видишь, Делайла? Нам нужно сделать так же – пожать руки, и все.
Женщина, которую, видимо, зовут Делайла, качает головой, обнимая его, как коала дерево.
– Нет, Дэнни. В тысячный раз повторяю – мы либо официально оформим наши отношения, либо я ухожу. И забираю телевизор.
Ого. Настоящая любовь.
Мы с Уиллом обсуждаем еще несколько вопросов, и, хотя они не получают такого же быстрого согласия, я добиваюсь значительного прогресса в отношении количества мест на парковке, странного запаха в женском туалете, нелогичного принципа, согласно которому корешки сигнальных экземпляров выглядят иначе, чем у основного тиража, – ведь в девяносто пяти процентах случаев в книжных магазинах мы видим именно корешки, – и термостата, температура которого всегда на пять градусов ниже необходимой.
Наконец, после того как с десяток невест покинули кабинет окружного клерка, цепляясь за своих новоиспеченных мужей, и одна женщина выбежала оттуда одна, выбросила букет в мусорку в коридоре, а ее несостоявшийся супруг понесся за ней, мы подходим к кабинету двести шесть. Наконец-то.
– Мне… – Я сомневаюсь и внезапно чувствую дискомфорт при мысли о том, что мне придется зайти внутрь. Но если выбирать между тем, чтобы стоять в углу и смотреть, как Уилл заверяет документы, или остаться в этом брачном дурдоме среди избыточного количества тюля и прилюдных выражений любви, то мои предпочтения очевидно написаны у меня на лице.
– Конечно, – отвечает Уилл. – Это займет всего минуту.
Поэтому мы вместе заходим внутрь.
Кабинет непритязательный. В нем одно окно с открытыми пыльными жалюзи, которое выходит на ряд окон на заднем торце другого здания. Но если в коридоре на полу были разбросаны только цветочные лепестки, то здесь как будто взорвался целый цветочный магазин. Дорожку от двери к столу красным морем покрывают лепестки роз. Все свободное место на столе заставлено букетами искусственных роз. К старой бежевой рубашке клерка, сидящего напротив нас, приколота бутоньерка с одной гвоздикой.
Он замечает нас и поднимается с места, не отрывая взгляда от стопки бумаг на столе.
– Встаньте сюда, пожалуйста.
– Э, ладно, – говорит Уилл и неуверенно идет вперед, поднимая бумаги. Будучи послушной девочкой, я следую за ним без вопросов. – Итак…
– Придержите пока вопросы. – Мужчина откашливается, нажимает костлявым пальцем кнопку «плей» на древнем магнитофоне на столе, и внезапно из динамиков раздается «Свадебный марш».
Я тут же чувствую, как меня охватывает истерика, будто поднявшаяся из желудка кислота, которая шипит за грудиной. Я крепко сжимаю губы и смотрю на Уилла. Но это лишь все усугубляет. Его обычное хладнокровие мгновенно испаряется, а шея над сшитым с иголочки пиджаком выглядит так, будто он провел полдня на солнце без защитного крема. На Бермудских островах.
– Дорогие возлюбленные, – произносит клерк, читая по бумажке на столе, – в этот момент… – он проверяет часы, – в четырнадцать минут второго во вторник, четырнадцатого февраля две тысячи двадцать первого года мы рады приветствовать здесь этого прекрасного джентльмена… – Он вскидывает брови и многозначительно смотрит на Уилла.
– Э, Уильям Пеннингтон, но, кажется, произошло недоразумение. Это же кабинет клерка?
– Верно. Приветствовать этого джентльмена, Уильяма Пеннингтона, и эту юную даму… – Он делает паузу и на этот раз поворачивается и впервые как следует смотрит на меня.
К этому моменту щеки у меня уже пылают.
Я как раз открываю рот, еще не решив, назвать ли свое полное имя и продлить ли еще ненадолго этот фарс, когда Уилл вскидывает руку.
– Сэр, я приехал заверить документы.
– Мы заверим ваше свидетельство о браке в конце. Пожалуйста, если вы не заметили, то нам нужно обслужить довольно много пар, так что будьте добры следовать моим указаниям…
– Мы пришли не для того, чтобы жениться! – кричит Уилл и, будто чтобы подчеркнуть это, делает гигантский шаг от меня.
Я невольно прикрываю рот рукой, чтобы не разразиться гомерическим хохотом из-за всей этой ситуации. Клерк переводит взгляд на меня, явно интерпретировав мой жест как признак надвигающейся истерики, и шумно сглатывает.
Он моргает, и на его лице появляется сострадательное выражение.
Откашлявшись, он открывает ящик и вытаскивает из него буклет.
– У нас сегодня выделена особая комната для таких «моментов». Пройдите в двести двенадцатый кабинет, все спокойно обговорите, а потом… – он многозначительно смотрит на меня, – в зависимости от того, как все пройдет, вы сможете вернуться. Мы также рекомендуем просмотреть эту брошюру, – добавляет он и сует мне ее в руки. Я смотрю на огромное стоковое фото тикающих часов, над которыми написано: «ЗАЧЕМ ЖДАТЬ?»
Очень, очень крепко сжав губы, чтобы не рассмеяться над его добрым предложением и тем самым не проявить неуважение, я делаю максимально приличное и спокойное выражение лица и благодарно киваю.
– Я подожду в коридоре, – умудряюсь прошептать я, пока моя грудь горит от подавляемого смеха.
Который я выпускаю наружу, как только снова оказываюсь в коридоре и закрываю за собой дверь.
Еще несколько минут я стою у двери посреди толпы влюбленных, с улыбкой вспоминая лицо Уилла. Наконец он открывает дверь с бумагами в руке.
В этот же момент наши взгляды встречаются.
И мы начинаем смеяться.
Парочки вокруг нас прерывают свои романтичные объятия и с любопытством смотрят на нас, а некоторые даже от души хлопают.
– Я не могу… даже… – начинает Уилл, после того как наш смех переходит в улыбки, и качает головой. – Я даже не знаю, что сказать. Просто… Извини. Мне так жаль.
– Почему? – спрашиваю я, улыбаясь еще шире, чтобы показать ему, что меня все это не задело. – Я вынесла для себя урок: никогда не ходи в суд в День святого Валентина. Никогда.
– Только если хочешь жениться.
– Естественно.
Уилл улыбается так, будто благодарен мне за то, что я не раздуваю из мухи слона. Вдалеке раздается звон колокольчика, и он смотрит в конец коридора, где раскрываются двери лифта, из которых появляются новые парочки. Он переводит взгляд обратно на меня.
– Может, выйдем через главный вход? Чтобы избежать повторения курьеза в лифте?
– Хорошая идея, – отвечаю я и искоса бросаю на него взгляд. – Итак… Прежде чем мы пойдем, я хочу обратить внимание на то, что ты сделал шаг размером с «Титаник», надеясь дистанцироваться от меня. Возражение я могу понять. Небольшой шажок, чтобы подчеркнуть свое решение, тоже. Но разве обязательно было делать такой гигантский шаг? Не думала, что я настолько неподходящая невеста.
– Дело не в тебе, – возражает Уилл, глядя на проходящую мимо пару, в которой женщина, судя по всему, считает, что свадебные платья должны быть сделаны целиком из черной кожи. – Просто у меня был очень плохой опыт.
– Что… Ты случайно женился в Вегасе?
– Нас чуть не обвенчал священник в пресвитерианской церкви.
Я киваю.
– А-а. Так у тебя небольшой ПТСР, связанный с алтарем. Интересно.
– Это было неверное решение, принятое в верный момент.
Я вскидываю бровь, но не развиваю эту тему, пока мы спускаемся по лестнице и идем к выходу из здания. У меня и так ощущение, что я неожиданно нашла сундук с кладом в виде информации. Мне кажется неразумным спрашивать о деталях.
– Ну, я больше не буду дразнить тебя тюлем.
– Или голубями, – добавляет он и, улыбаясь, открывает дверь. – Мне трудно на них смотреть.
– Ладно. Голубями тоже, – соглашаюсь я. – Но у тебя проблема
