статус для таких, как он. Вроде — дипломированного «воина-ветерана».
Поэтому и статус у парня был «паж», и платил я ему столько, сколько полагалось, а исполнял он обязанности «оруженосца». В общем, сплошные заморочки.
Ну и «спорили мы», в сущности, ни о чем. Если так вообще можно назвать разговор между слугой и его хозяином в средневековье, о вещах философских. Если сильно упростить, то со всем своим детско-юношеским максимализмом, он уважительно отстаивал точку зрения, что на стороне Зла бьются только «уроды», а за Добро — непременно «красавцы».
А у меня было слишком много своих и во многом невеселых мыслей, и поэтому я его скорее немного троллил, чем и впрямь пытался переубедить:
— Ну как же господин, люди прекрасны, а орки, гоблины или, прости Господи, те ужасные твари, с которыми мы бились в аббатстве — просто ужасны! — настаивал он.
Формально мы были ровесниками, но парень вырос в неге и любви, и местами получился чересчур уж восторженным, для городского сорванца его возраста.
— А как же наемники, ты же видел тела ландскнехтов? Они-то явно не за Господа… Да, многие из них были низкорослы и грязны, но посмотри на некоторых из наших воинов, вот — посмотри на этого героя-крестоносца! На вот того рябого… — тукнул пальцем я в низкорослого аркебузира с кривым, явно перебитым еще в юности носом и порченной после оспы рожей.
Идущий чуть впереди нас передовой отряд из копейщиков и стрелков внимательно прислушивался, и встретил мое заявление откровенным хохотом. Объект обсуждения и сам гоготал, едва ли не громче остальных, что выдавала в нем человека неглупого или, по меньшей мере, опытного.
Не решившись ни на то, чтобы признать стрелка уродом — кем собственно, и был, если уж совсем честно — и, не придумав, как опровергнуть мое возражение, парень обиженно засопел и умолк. А я воспользовался возможность, чтобы обдумать несколько принятых чуть раньше решений.
Например, правильно или нет, что я согласился ждать «рыцарство» лично из рук Его Светлости Филиппа II де Валуа, что было и в самом деле очень престижно, или нужно было соглашаться — «лишь бы статус» — а все эти нюансы просто ерунда…
Об этом мне сообщил Вальдемар в письме, полученном за несколько дней начала похода. Я и не думал изначально ни о чем таком.
«…Эх, так вот если помру, написали бы — Сэр Теодорих… — шутка была слишком уж грустной, и суеверное подсознание ее не одобрило, по крайней мере, сейчас. — Ну да, может и не стоило тянуть. Но блин, на самом же деле это все они должны бороться за честь посвятить в рыцари победителя демона Маргота…»
Однако сейчас уже было поздно что менять.
«…Ладно, будем играть теми картами, что взял…»
* * *
Потьер-сюр-Сен, вторая половина дня
К очередной стоянке караван добрался немногим после полудня. Лагерь разбили прямо ввиду городских стен торгового городка, а наши палатки де Шатонёф приказал ставить почти впритык к их переправе. Тут у горожан был небольшой хуторок паромщиков из нескольких хижин и бревенчатого причала.
Потьер — стоял на левом берегу Сены, мы — планировали остаться на своем, правом. Этот момент оговорили заранее, потому что переправляться всем — ради того чтоб те, у кого были монеты могли сходить на рынок или к шлюхам — не было никакого смысла.
Городок, кстати, и в самом деле оказался очень небольшим.
Даже захоти местные непременно всех нас разместить внутри, им бы пришлось крепко потесниться. Ну и дальнейший путь был по-прежнему куда удобнее на правом берегу, так что переправляться два раза ради ночевки и парочки традиционных драк с местными — сомнительная радость.
Уже в метрах ста от лагеря стало понятно, что ждали нас здесь, судя по всему, с куда большим нетерпением, чем мы добирались. Группа богато одетых буржуа, могла быть только местными хозяевами жизни, скорее всего, купцами. И эта странная тяга — откровенно смущала.
Нет, будь я герцогом или кем-то из его приближенных — вопросов бы не было, но отчего перед каким-то там лейтенантом так тянуться? Вид у встречающих и в самом деле был слишком уж почтителен и уныл.
«…Ну и что надо, морды торговые? Вряд ли вы так кукситесь из-за воротной башни да парочки домов. Должны были уже пережить…» — подумал я, но вслух сказал:
— Приветствую вас, мессиры! — и приложил два пальца к шляпе.
Вежливо, но без особой патетики. Вполне возможно, что среди встречающих единственным дворянином был лишь наш юный герой, месье де Шатонёф.
— Шевалье, приветствую Вас от имени горожан! — поприветствовал меня стоящий чуть наособицу толстяк с шитой золотом перевязью, почти как у Портоса в советском фильме по мотивам запутанных приключений королевских мушкетеров, между тем он продолжил. — Мы уже знаем, что именно было сделано на благо христиан и всего герцогства… Безусловно, магистрат очень благодарен за это и сделает все возможное, чтобы отблагодарить Вас и Ваших воинов за такой пример истинного христианского благочестия от имени Дижонской торговой гильдии!
Это обещание, конечно же, вызвало оживление среди успевших добрести, и сгрудиться за моей спиной солдат. Приветственные крики самых горластых из них, на некоторое время даже сделали невозможным продолжение этой речи. Терпеливо переждав шум, «Портос» смог снова заговорить лишь минуты через две:
— Все прекрасно понимают, что такое соседство слишком дорого обошлось бы и нам, и местной торговле. Но, к сожалению, не смотря на вчерашний великий подвиг в аббатстве, мы вынуждены просить о еще одном одолжении…
Закончил бургомистр совсем уж несчастным голосом.
«…Ну вот, снова-здорово, опять в какую-то фигню хотят нас втравить. Неужто же моя собственная глупость недостаточное испытание…»
Что-то похожее явно подумали и стрелки.
Нет, откровенных проклятий сказанное, конечно же, не вызвало. Но мгновение назад ликовавшие горлопаны тут же заткнулись, и принялись с подозрением переглядываться.
«…Ладно, решим позже! Вот бы я стал, разбрасывался прилюдными обещаниями или устраивал публичное обсуждение прямо сейчас. В театре что ли? Если очень надо, так подождете…»
— Предполагаю, что мой ответ может подождать до завершения обеда? Мы немного устали… — холодно сообщил я, и в самом деле испытывая некоторую неприязнь к местной городской верхушке; никто, к сожалению, не возразил.
«…Вот дьявол, все-таки подсовывают они мне какое-то реальное попадалово, ты смотри — гордецы и не пикнули…»
* * *
* Горькие апельсины — до начала XVI века Европа не знала сладких апельсинов. Цитрусовые, что в изобилии росли на Пиренейском полуострове, завезли сюда арабы, унаследовавшие их от Александра Македонского — полководец привез их в Вавилон в 325 году до н. э. из своего индийского похода. Речь идет — о померанце, кинотто, или бигарадии — цитрусовом,
