слоям.
От таких обещаний народ стал хоть чуточку бодрее шариться по подвалу — впрочем, подозреваю — по-прежнему пугаясь каждого шороха, но больше сюрпризов в тот день не случилось. Как и особо интересных находок.
Да, не сомневаюсь: к рукам солдат кое-что прилипло, но по мелочи. Такое никто и за проступок-то не считал…
Потрудиться и в самом деле пришлось — и что повозки, что лодки — к ночи были переполнены. Даже часть речных команд пришлось высадить. Потому как идти налегке — это далеко не тоже самое, что переть с тяжелым мешок на горбу. Пусть даже и по жаре.
Бросить здесь хоть что-то ценное — это было выше всяких сил.
Большую часть человеческой истории еда была не вопросом «вкусненько или нет», а жить тебе или сдохнуть. И в средневековье, тем более здешнем, оказалось просто невозможно бросить ее в подвале горящего храма, если за тобой прямо сейчас никто не гонится.
И да, аббатство пришлось допалить. Никто из нас просто не смог предложить вариант, при котором оно могло бы уцелеть. Тем более — оскверненное.
Может быть, во мне было слишком много от Дирка, но даже я со всем своим нерастраченным скепсисом XXI века, не сомневался, что тут мгновенно заведется что-то попроще, но такое же недоброе.
Ведь после победы к алтарю оказалось просто невозможно подойти.
На нем остался стоять сравнительно недорогой серебряный потир, весь в запёкшейся крови. Кубок вроде тех, что используют для причастия — и он так ужасно, просто «адски» смердел, так что никто из нищих солдат, в том числе и преступников, не догадался его спереть.
Хотя чисто внешне, серебра в нем было ливров на 5–6, а это больше чем месячное жалование любого из них. Поэтому мы сначала сожгли тела своих погибших товарищей, а потом, собрали каждый измененный кусочек монстра, что смогли, и спалили их прямо там — вместе с храмом. И хорошенько залакировали грусть и страх импровизированным глинтвейном…
Единственное, что меня поразило уже напоследок, но до глубины души: найденные в кладовой апельсины — целая корзина. Они оказалась просто чертовски горькими!* Я был настолько поражен этим фактом, что тут же пожертвовал их в общий котел, крепко улучшив знакомый некоторым местным рецепт. Большинство из моих солдат и мед нечасто видели, не говоря уже о пряностях.
Кстати, большую часть уцелевших во время зачисти «некрогнезда» к грязной работе не привлекали. И теперь уже официально…
Я заранее разузнал у бывших ветеранов-гвардейцев, что отличившимся солдатам лейтенант имеет право назначать двойное жалование. Не всякий, а именно их непосредственный командир.
Меня ни о чем таком не предупреждали во время короткого приема у Канцлера, но оно и не удивительно. Большинство местных законов и правил по-прежнему или не были записаны, или существовали чуть ли не в паре-тройке экземпляров. Но экс-гвардейцы все это прекрасно знали.
Что-то вроде «доппельзольднеров»* у ландскнехтов.
Правда, среди гвардии болтали, что если солдата изначально не нанимали на таких условиях, то делать это следует, только если рота понесла потери, чтобы не вводить герцогскую казну в дополнительные расходы. Но это-то «правило», если так можно сказать, как раз почти и не нарушилось.
А если судить по началу, похода вряд ли в дальнейшем обойдется без потерь…
* * *
Вернувшись в голову колонны из очередного объезда я задумчивый. Колеса большинства повозок ощутимо кряхтели, и трудно было предсказать, когда они начнут ломаться. Запасные-то у нас, конечно, были, но не настолько много, чтобы заменить вообще все, а любая остановка всего одной телеги — это почти гарантированный простой и всего каравана.
Во-первых, объехать ее еще попробуй. Сделать это было можно в очень немногих местах, густой, особенно на опушке деревья образовывали плотную стену, и подступали к самой дороге.
Во-вторых, оставь небольшую группу, и кто его знает, переживет ли она это.
В ближайшие несколько дней щедрые раздачи, естественно, скажут свое веское слово, но пока приходилось заранее переживать, и готовить себя к будущим простоям. Никуда ты от этого не денешься: не сегодня так завтра какое-нибудь колесо обязательно накроется. А моет и не одно…
Из-за перегруза еще и двигаться приходилось медленнее, чем обычно, оттого речная часть отряда, должна была как минимум втрое быстрее нас добраться к Потьеру, не смотря на уменьшение команд.
Но хотя бы погода в последние дни радовала.
Если ты, конечно, любишь духоту и раскаленные на солнце доспехи. Хорошо хоть «драконья» броня и в самом деле почти не нагревалась. У сплава была пусть и не нулевая теплопроводность, но очень близко к этому. Поэтому своим дежурным десяткам я сейчас не завидовал.
И ведь позволить им идти налегке — нельзя.
Последние события показали, что опасный сюрприз может приключиться в любой момент, тем более что командир напавших на нас ландскнехтов сбежал. Как и несколько его людей. И я просто нутром чувствовал: будет изрядной ошибкой посчитать, что он способен простить этот разгром, хотя вроде бы и сам виноват…
Ожидание даже самых объективных и реальных неприятностей — почти всегда заканчивается вольной или невольной переоценкой пусть и самых железных выводов, ну и погружением в воспоминания.
Правда, нынешний поток мыслей случайно вызвал мой оруженосец, развлекавший то ли меня, то ли себя болтовней. Парень тоже был бастардом, как и Дирк, но с отцом у него никаких проблем не предвиделось. Ну — на средневековый манер, конечно.
Тот его признал — пусть и бастардом, то есть без малейшего права на наследство — однако денег не жалел и чем мог, помогал. Даже если не был согласен. Судя по оговоркам парня, батя его выбор сына не одобрял.
Рекомендация, которую мне дал Вальдемар — это было одолжение именно отцу парня. Так называемому «вольному» волшебнику, даже не претендовавшему на мантию магистра в гильдии Дижона, а достаточно неплохо устроившемуся в магистрат городской. Их штатным мастером Высокого искусства.
Отец у парня вышел из семьи преуспевающих местных буржуа, и судьба его была прямой как стрела. Тем более что законно появившиеся на свет незаконнорожденные — в это время не считались чем-то особенно неправильным.
Но вот его бастард — напрочь не захотел ни в маги, ни в купцы, ни в мастера. Парень, по-моему, насмотрелся на парадные выезды герцога, вот и вбил себе в голову, что хочет стать именно воином.
Вдвойне удивительно, тем более что даже рыцарем его светило лишь в случае крайне редкой удачи. Благородными ни папаша, ни тем более он не были. А поскольку рыцарем не был и я, то оруженосцем он был лишь по названию.
Просто из-за того, что выполнял эти обязанности. И кстати, очень хорошо показал себя в недавней заварушке. Поэтому гарантированный максимум в ближайшие годы — сержант. Здесь — это был
